Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

Божий одуванчик снова заплакала, ей легко это удавалось. А сейчас в самом деле расстроилась. По щекам текли слезы, петляя по извилистым морщинам.

Мне стало жалко Серафиму Ивановну, стыдно за свою грубость. Она любила угощать, любила одалживать спички, сель и крупу.

— До свидания, Серафима Ивановна. Я обязательно приеду к вам. Посмотрю. Ждите на новоселье.

Зина обняла Серафиму Ивановну и заплакала.

— Зиночка, ты приезжай ко мне с Алешенькой. Приезжайте со Славиком. Я вам всем буду рада.

Последний раз хлопнула дверь. Максим Федорович сказал:

— Скоро все начнем разъезжаться.

— Теперь ваша очередь, Фисана, — сказала грустно Зина. — У вас уже ордер есть. А когда нам дадут смотровой, неизвестно. Разъедемся и забудем друг друга. Ты нас хоть навещай. Приходите с мамой запросто, без всяких приглашений. Мы будем рады!

— Приеду, обещаю. Интересно будет посмотреть на Алешку.

Я открыла дверь и вошла в пустую комнату Серафимы Ивановны. По выгоревшим обоям разбросаны квадратики от фотографий и картин.

— Абажур забыла Серафима Ивановна, — испуганно вскрикнула я, готовая догнать пенсионерку.

— Серафима Ивановна для новой квартиры купила люстру трехрожковую, — сказала Алевтина Васильевна и поджала губы. — Обставляться решила. Тахту еще купила. Доставят прямо из магазина на новый адрес. Анфиса, твоя мать тоже купит новую мебель?

— У мамы нет денег, — сказала я вздохнув. — Старые вещи заберем.

«О ты, что желаешь переступить порог, знаешь ли ты, что тебя ожидает?»

«Здравствуй, дорогая Дядя Степа!

Прости, прости, прости. Обещала писать, а сама — ни строчки. Давно собиралась черкануть, хотела еще с дороги, но не выбрала времени, проболтала да в окно проглазела. Дядя Степа, если можешь, прости.

Что написать о своей жизни? У нас здесь морозы. Летом еще и не пахнет. Стоит самая настоящая зима. Недавно была пурга. Целых три дня мы не высовывали носа на улицу. Нас откопали, а то бы сами не вылезли. Трубу забило снегом. Пока снег не растаял, печка топилась по-черному. Когда придет к Камню весна, никто толком и не знает. Сидим — ничего не делаем. Александр Савельевич прозвал меня «Детским садом». Напишите ему, чтобы он так меня не называл. Ребята смеются: «Кушай, Детский сад», «Пей компот, Детский сад».

Начинаю привыкать к нашей партии. Потихоньку собираются. Приехали два Бориса: Боб Большой и Боб Маленький. Появился Президент. Его так зовут. Парень со странностями. Собирает почтовые марки. Учит сразу четыре языка: греческий, арабский, немецкий и английский.

Познакомилась я с девочками. Пока нас трое. Вера-толстушка — наш повар. Красится под блондинку. Учится в Салехарде. Будет зоотехником. Оля — радист. Кончила курсы в радиоклубе ДОСААФ, но не воображает!

Забыла написать. Есть у нас еще Сергей — геолог. Но я его еще не видела, если не считать, что один раз заглянула в щель двери. У него радикулит. И зачем только больной человек в экспедицию поехал. Его гладят горячим утюгом. Правда, смешно, когда живого человека гладят утюгом?

Бугор, Лешка Цыпленков, Аверьян Гущин — наши горные рабочие. Меня, кажется, тоже оформят рабочей. Но точно ничего не знаю. Александр Савельевич спрашивал, что я умею делать. Я его не обманула и сказала: «Ничегошеньки».

Это правда. Александр Савельевич еще со мной намучается. Наши ребята — все бородачи. По секрету пишу: Александр Савельевич тоже начал отпускать бороду.

Дядя Степа, я думала, что мне целой тетради не хватит на письмо, а уместилось все на двух небольших страничках. Сейчас же сажусь писать маме.

Крепко целую, Дядя Степа.

…Громкий стук в дверь заставил меня вскочить. Хорошо, что я успела заклеить письмо.

— Сейчас открою! — прокричала я, силясь выбраться из спального мешка. Попробовала допрыгать до двери в нем, но тут же растянулась. — Не барабаньте, открою!

В дверях стоял Александр Савельевич. На меховой шапке и воротнике таял снег, лицо красное, нажжено морозом.

— Анфиса, Оля спит?

— Да. Разбудить ее?

— Вера обварилась кипятком. Я хотел попросить Олю, чтобы она завтрак приготовила.

— Александр Савельевич, я могу. А Вера где?

— Отвел к фельдшеру. Перевязку ей делает. Ну, смотри, раз взялась — готовь завтрак.

Сразу я отправилась на кухню. Придирчиво оглядела знакомую комнату с отбитой штукатуркой. Мне предстояло здесь работать. Справа — койка Веры. Она спала на кухне. Рядом с койкой — большая кастрюля. В ней сушеная картошка. В фанерном ящике продукты на весь день. Две пачки чаю, макароны, банки с тушенкой. Заглянула в топку. Дрова в печке успели прогореть. Красные угли задернулись серым пеплом. «Надо подложить дров!» Но мои старательные поиски ни к чему не привели. Дров около печки не оказалось. Заглянула под койку. Там в ряд выстроились кастрюли большие и маленькие. За ними толстое бревно. От него Вера откалывала лучины для растопки.