Владимир Степаненко - Где ночует зимний ветер

— Можно войти?

— Лешка, входи, к чему церемонии?

В дверь просунулось плечо, а потом влез незнакомый человек.

— Я не Лешка! — Он внимательно посмотрел на меня. — Я Николай Николаевич.

— Вижу: не Цыпленок! — нетерпеливо сказала я, чтобы скрыть свою растерянность.

— Взрывник я. С Саурейского лагеря притопал. Говорят, потрафило вам. На богатый рудоносный слой наткнулись.

— Говорят. — Я узнала пришедшего и успокоилась. Стоял передо мной Коль-Коль — чудесный умелец.

— А кто открыл?

— Сергей Краснов. — Я почувствовала, что обязана все рассказать взрывнику о геологе.

Но взрывник опередил меня вопросом:

— Рыбу жаришь? Вкусно пахнет. Кто поймал?

— Саварка принес. На озере надергал.

— Ненецкий мальчишка? Встретил я одного. Значит, он от вас шел к своему стойбищу.

— Приходил… Клюквой угощал.

— Слышала? Получили телеграмму. Взрывника вашего отправили самолетом в Тюмень.

— Ногу не отрежут? — затаила дыхание.

— Зачем? Лечить будут… Я посижу тут. — Коль-Коль сбросил мокрый рюкзак. — Ты ругаться не будешь? Я немного погреюсь. Три примуса не солнце, но…

— Грейтесь, Николай Николаевич. Вы не знаете, сколько сейчас времени?

— Пять часов.

— Скоро наши вернутся. Посмотрите за примусами, а я пойду ребят встречать. Чай закипит, гороховый суп погрейте. Мешайте ложкой, чтобы не пригорел.

— Не беспокойся. Все сделаю. Ругаться не будешь!

Я выбежала из палатки. Трудно сдержать себя. Я знала, что первая встречу Сергея. Он мне все скажет.

Сердце тревожно билось: не обманываю ли я себя? Выдумала про любовь. Может быть, вовсе не мне написана записка. Спорила, убеждала себя: Сергей полюбил меня. Нет у нас в экспедиции ни одной Александры, Агриппины, Алевтины и Анастасии. Я одна — Анфиса! Показалось, что он давно должен был признаться, и я это чувствовала. Не могла простить себе, что насмехалась над ним, когда Володька Бугор гладил его горячим утюгом. Какая я глупая!

День подходил к концу, а солнце так и не выглянуло. Пряталось где-то за черными тучами, подсвечивая их края красным светом.

От Скалистого медленно двигались сумерки, накрывая темным пологом тундру. Вода в озерах еще блестела, ловя последние лучи света. Встревоженно загоготали на озере гуси. «Песцы хитрые. Пришли охотиться, — я повторила слова Саварки. — Гуси линялые. Можно охотиться, бить палкой». Расскажу ребятам, Сергею!

На светлой полоске неба на линии горизонта я заметила фигурку человека.

— Ей-егей! — замахала руками. — Ей-егей!

— Эй, ей! — ветер принес мне в ответ далекий женский голос. — Ан-фи-са-а!

Голос показался мне знакомым, но не могла понять, кому он принадлежал. Быстро зашагала в темноту, шлепая по воде, цепляясь ногами за березки и камни. На бугре сидел Александр Савельевич. Тося Ермолова держала протез, перемотанный разными сортами проволоки. Геолог сосредоточенно орудовал плоскогубцами.

— Анфиса, ты почему встала? — строго спросила Сладкоежка. — Заболела, надо лежать. Александр Савельевич, полюбуйтесь на нее!

— Анфиса, в самом деле, почему ты встала? — спросил начальник партии, не прекращая работу.

— Опять сломали протез?

— Как видишь! Скажи, почему ты никого не слушаешься?

— Александр Савельевич, я поправилась. Честное слово. Саурейский взрывник пришел. Я его знаю: Коль-Колем зовут. Сидит, сушится около примусов. Хочу еще обрадовать: Володьку Свистунова в Тюмень на самолете отправили. Ногу ему спасут! Взрывник сказал. Правда, здорово?

— Очень рад за Владимира… Молодцы врачи… И без того хватает инвалидов войны… Взрывник пришел — тоже радость… Двинем теперь дело… Образцы Сергея отправим на сто десятый на анализ… Пускай шлифы приготовят… Рад я и за Сергея… Удача без труда не приходит!

— И я рада. А кто сегодня с Красновым коллектором? — спросила я с непонятным волнением. — Вера?

— Скандал получится! Лариса Чаплыгина пошла, — объяснила мне Сладкоежка. — У Сергея характер мягкий, согласился. А не следовало бы.

— А я думала, Сергей с Верой ушел, — ответила я Тосе Ермоловой и присела на корточки перед начальником партии. — Александр Савельевич, буду на вас жаловаться: нельзя вам далеко ходить. — Подняла протез. — Железа накрутили больше пуда. — Честное слово, пожалуюсь на вас. Себя не бережете.

— Подожди, ябеда, и без того моя Степанида в тревоге. Беспокоится. Отвезу шлифы на сто десятый, отдохну там. Да и протез отремонтирую как следует. Хочется до приезда в Москву все знать о горушке.