Владимир Степаненко - Майские ласточки

Вспомнил Кожевников, почему бы ему в самом деле не воспользоваться предложением Афгана и не вызвать из Баку хороших буровиков? Впереди еще спуск колонны. Хорошо работать с проверенными и толковыми специалистами. Каждый бакинец, как правило, до пятого колена нефтяник. Прадед, дед, отец работали на нефтепромыслах! Правда, времена меняются и теперь на смену старым мастерам-практикам все чаще приходит новое пополнение — инженеры из институтов. Пусть у них нет достаточного опыта, но теоретически они куда грамотнее.

«А кстати, — вдруг подумал он, — в труппу театра, симфонический оркестр набирают актеров и музыкантов по творческому конкурсу? Принимают только самых лучших, победителей. Почему бы бригадам не формироваться по такому же принципу. Выдержавшие конкурс должны получать соответствующие надбавки к зарплате за классность». И тут же в голове шевельнулась беспокойная мысль: а не хватит ли ему, на самом деле, мудрить? Что он надумал? Сломать устоявшиеся традиции, подменить отдел кадров с его начальником, инспекторами, подтвердить справедливость прилипшей к нему кличке «Скандалист»! После истории с отсыпкой дороги к буровой его до сих пор так и называют и чертят кому только не лень. Правда, за него тогда заступился Дед, похвалил за прозорливость, назвал хозяином земли. Но понравится ли ему эта идея с конкурсом? Простой рабочий оказался дальновиднее начальства? Но как бы там ни получалось, а Кожевников был убежден в своей правоте и все больше понимал, что истинный смысл жизни в борьбе и он не может жить, как все. Видно, так устроен, рожден с трудным характером.

— Р-19, Р-19, — выкрикивал динамик радиостанции. — Вызывает «Горка», вызывает «Горка». Товарищ Кожевников, передайте данные по проходке. Сообщите заявку на продукты и материалы. К вам планируется вертолет.

Начинался утренний радиосеанс. Диспетчер опрашивал буровые по порядку, сообщал точное московское время.

Увлекшись своими мыслями, Кожевников совсем забыл о выходе в эфир и торопливо принялся перебирать бумаги, отыскивал нужные записи, подготовленные требования и заявку поварихи на продукты для столовой. «Обязательно закажите курагу», — прочитал он в Катькиной записке, и теплая волна благодарности прилила к его сердцу. «Славная девчонка, — подумал он. — По доброй воле стирает парням рубахи, чинит заботливо их одежду и спецовки. А теперь вот надумала баловать именинников пирогами с курагой…»

Кожевников передал сводку диспетчеру и начал сосредоточенно выслушивать последние приказы по экспедиции.

— Кожевников, отдел кадров направил к вам для работы демобилизованного из Советской Армии механика самолета. Просился в бригаду Чеботарева. Прибыл по его приглашению на работу.

— Понятно, — скрывая досаду, протянул буровой мастер. — Раз, два — и прислали, и с моим мнением не посчитались. Фамилию знаете?

— Сержант Винокуров Архип Титович.

— Сержант — это хорошо, — сказал, добрея, Кожевников. Усмехнулся и подумал: «Два сержанта на буровой — сила!»

В белесой мгле раннего рассвета зарядил мелкий дождь. Повис туманным облаком над землей. Красный флаг над культбудкой отяжелел и не развевался на холодном ветру.

На буровой Р-19 с нетерпением ждали появления вертолета. Прислушивались к шуму моря, порывам резкого ветра. Но глухо молчала тундра. Иногда доносилось кряканье селезней, где-то похохатывали гагары, и снова наступала немая тишина. Море все так же накатывало волны, и они, разбегаясь по отмелям, шептали что-то тайное и сокровенное.

Кожевников внешне был спокоен и не выдавал своего волнения. Его идея конкурсного экзамена для буровиков была одобрена, и теперь он не признавался даже самому себе, что боялся начавшегося дня, прилета первых четырех рабочих держать конкурсный экзамен в бригаду за право работать бурильщиками. Он понадеялся на память и не записал фамилии смельчаков. Помнил: летели бакинец, туркмен, украинец из Ивано-Франковска и русский парень из Поволжья.

В балке также сидели прилетевшие на экзамен главный инженер Кочин и начальник ЦИТС инженер Круглов. Он часто бывал на буровой, общительный и веселый. Любил играть в шахматы, но при Кочине держался официально.

Кожевников запрещал рабочим курить в балке, и сейчас задыхался от табачного дыма, но не говорил об этом Кочину. Два раза открывал двери балка, но главный инженер не обращал на это никакого внимания. Он курил одну папиросу за другой, раздраженно чиркал спичками, ломал их и злился. Кочин не одобрял затею с экзаменом, но помнил предупреждение начальника экспедиции Эдигорьяна не раздражать «чокнутого» бригадира. Не первый раз он силился понять, зачем буровому мастеру понадобилось организовывать этот спектакль. Прославиться? Или им руководили другие мотивы? Не особенно он верил и в его особую сознательность и был твердо убежден, что Кожевников делал все для своей славы! Бесспорно, Кожевников с головой. Ловко придумал историю с дорогой, но работает под простачка. Выставил себя защитником природы, государственным человеком, а сейчас рационализатором. Сумел подладиться к самому Деду.