Владимир Степаненко - Майские ласточки

Кожевников стремительно взбежал на мост по скользким металлическим ступенькам железной лестницы. Одним взглядом окинул всю смену: утомленного бурильщика, с серыми щеками Сергея Балдина, первого помбура говоруна Игната Рыжикова, второго помбура лобастого Викентия Страхова и верхового Игната Сверчкова. Без особого труда отыскал и инженера.

Лягенько стоял около лебедки с осунувшимся лицом, в мокрой брезентовой спецовке, сбив защитную каску на затылок. Судорожно дергал тормозную рукоятку.

Кожевников мгновенно все оценил и разобрался в происходящем. Он плечом раздвинул рабочих, потеснил их к ключам и разбросанному на полу инструменту, решительно шагнул к уставшему молодому инженеру.

— Нарушаете технику безопасности, — сказал он чужим голосом, нахлобучивая инженеру защитную каску на лоб. — Голову надо беречь. Что случилось?

— Прихват инструмента, — ответил за спиной бурового мастера Сергей Балдин. — Два часа стоим. Ротор не проворачивается.

— Так, так, — протянул Кожевников и неожиданно прикрикнул: — Электрик, снимите напряжение! Нагрузка упала. О чем вы думаете? — он не забыл ослепившую его лампу в балке. — Сколько прошли?

— Четыре метра, — скрипучим голосом произнес Лягенько и опустил голову, как провинившийся ученик. Глаза уставились в большой круг индикатора веса.

— Колонну не перегрузили? — спросил Кожевников у буровиков, задерживая свой взгляд на приборе. — Я вас спрашиваю, Балдин?

— Колонна в норме.

— Отойдите, — нетерпеливо приказал буровой мастер инженеру. Взялся за тормозную ручку. Металл еще сохранял тепло чужой руки.

Кожевников почувствовал на себе устремленные взгляды рабочих. Он не фокусник. Невольный страх чуть не лишил его уверенности. Но стоило дотронуться до ручки, и он успокоился, рука почувствовала силу. Каждое движение, выверенное годами, было отработано до автоматизма. Чуть пригнулся, как для броска, и придавил ногой педаль. Тяжелый электродвигатель напряженно загудел, но не сдвинул стол ротора.

Электрические лампы вокруг буровой вышки сразу померкли, и тоненькие нитки вольфрама закраснели узкими черточками.

Кожевников чуть тронул ручку и тут же оторвал ее, ощутил в движении тормозной ручки первый удар. Он оказался прицелочным, как замах молотка, но за ним последовали другие, более точные и сильные. Он послал тормозную ручку вперед и тут же вернул ее в исходное положение. Удар набрал нужную силу, потяжелел.

Так, посылая один удар за другим, Кожевников пытался сбить ротор с места, стесать где-то на большой глубине ствола земли в ста или двухстах пятидесяти метрах, где могли искривиться свечи.

Сгрудившиеся вокруг бурового мастера рабочие молчали. Напряженно смотрели на его сгорбленную спину, на широко расставленные ноги и лежавшую на тормозе руку. Так же минуту назад у лебедки стоял инженер Лягенько, делал все так же, но появление Кожевникова вселило в рабочих уверенность в успехе дела. За ним был авторитет, большой практический опыт работы.

Никто на буровой не заметил, как переменился ветер. Он дул теперь из тундры, более теплый и сырой. Небо начало сереть, и край горизонта робко тронула широкой кистью заря, и высокая розовая полоса начала быстро расти и подниматься, расцвечивая кумачом сгрудившиеся облака.

Кожевников по-прежнему не менял положение тела. У него ныла спина, затекли ноги. Он стоял на мокрых железных листах, морозя босые ноги в резиновых броднях.

Электрические лампы поблекли в свете наступавшего дня.

Последовал новый удар. Буровой мастер сразу почувствовал каждой клеткой тела его особую силу и точность. Точка на глубине слетела, и колонна освободилась, ротор медленно сдвинулся и скоро описал первый круг. Кожевников послал ручку вперед до конца, и экскаватор устремился к полатям, выдергивая первую свечу.

Сотни стальных проволочек свитого талевого каната напряглись до предела, выдерживая тяжесть свинченных труб. Стрелка индикатора веса заскользила по кругу, пока не остановилась.

«Все в норме, — отметил про себя Кожевников. — Балдин мог резко бросить инструмент, стараясь тяжестью колонны пробить пласт глины. Подымут долото, и сразу станет все ясно: могла искривиться труба, рассыпаться шарошка».

Солнце поднялось над тундрой, высвечивая снизу доверху буровую вышку, сгрудившихся на мосту людей. Каждый занимал свое место у инструмента и сосредоточенно, не затрачивая лишних движений, раскручивал свечи одну за другой. Но случались и осложнения: резьба заклинивалась и не поддавалась усилиям людей. Буровики тогда меняли инструмент, пользовались сразу двумя ключами: автоматическим и универсальным.