Вениамин Рудов - Временно исполняющий

Теплая волна ударила Сурову в самое сердце. Он резко отставил недопитую чашку, расплескав чай на полированную поверхность стола.

— Ну все?

Иван Васильевич с недоумением посмотрел на Сурова — тот не сделал и двух глотков.

Рассекая тьму, «уазик» несся по дозорной дороге, то ныряя в ложбинки, то подскакивая на пригорках. Яркий свет фар стегал темноту.

Мелешко неотрывно глядел в сторону освещенной боковым фонарем контрольно-следовой полосы. Ровная и ухоженная, как огород у хорошей хозяйки, поверхность с узкими бесконечными бороздами, на которых легко читалась скрытая от неопытных глаз ночная жизнь границы. Следы пробежавшего зайца, замысловатая сорочья клинопись, ровная, как по линейке, цепочка вмятин, оставленная лисой, — все это без труда схватывалось глазом на ходу, под урчание мотора, фиксировалось в зрительной памяти и трансформировалось в ощущение: «На границе порядок».

Порядок ощущался во всем. Хозяйская рука чувствовалась и в обкошенных тропах, исправных мостках, в подтянутости людей и многих других внешних деталях воинского порядка и пограничного быта.

Скуластый, с мешочками под глазами, Мелешко сидел к Сурову вполоборота и внимательно осматривал полосу.

Несколько раз навстречу поднимались наряды, и Мелешко возвращал их на прежнее место взмахом руки, не позволяя им себя обнаруживать.

Машина сбежала с пригорка в поросший можжевельником и сивцом ложок. В свете фар можжевельник казался неестественно зеленым, ярким. Пучки света пронизали его, выхватив очередной пригорок с редколесьем.

— Стой, стой!.. — крикнул вдруг Мелешко.

Стремительно пронеслось и скрылось в подлеске темное чудище, с хрустом и треском ломая валежник. Послышалось хриплое рохканье, и, прежде чем начальник заставы сказал, Суров, соскочив вслед за ним на дорогу, догадался сам: кабан.

— Секач, холера ему! — выругался Мелешко. — Опять боронить, чтоб ты провалился!.. Сладу с ними никакого нет. А ну, посвети, — приказал шоферу и побежал вниз, к насыпной контрольной полосе над ручьем.

Справа и слева секач испортил полосу на многие метры, изрыл ее, раскатал грузным телом. Мелешко ругался вполголоса. Стоял, тяжело дыша, запыхавшись после нескольких метров пробежки, и не досада, не гнев — а почти отчаяние застыло на его лице, влажном от выступившей испарины.

— Каждую ночь паскудит, турок бестолковый! Ну, не я буду… — погрозил кулаком в темноту. — Поплатишься у меня…

Отослав машину на стык с соседней заставой, дальше пошли пешком. За пригорком дорога пошла под уклон, Мелешко время от времени посвечивал фонарем на контрольку. Дважды из темноты раздавалось:

— Стой, кто идет!.. Пропуск?

Следовал отзыв, и дальше совершалось то, чего требовал строгий ритуал проверки.

Снова шли в темноте. Вокруг шумел лес, но этот монотонный, несколько тревожный шум еще больше подчеркивал тишину. Влажный ветер принес терпкий, напитанный рыбой и водорослями запах озерной воды — до Круглого оставалось пять километров, до стыка со следующей заставой — еще полтора.

Теперь Суров шагал впереди, узнавая и не узнавая знакомый путь по левому флангу. Дело в том, что за прошедшие годы дозорку улучшили, местами спрямили, вырубив кое-где лес, убрали на вырубках пни, и теперь на их месте высились молодые стройные сосенки.

Суров шел, слыша за спиной тяжелое дыхание Ивана Васильевича, старался, но не мог приноровиться к его мелким шагам. Невольно подумал: случись непредвиденное, майору не подчинить себе обстановку, тяжело ему придется, а то и вовсе не под силу будет руководить скоротечным поиском, где требуется выложиться полностью: минуты решают исход.

Наступал хлипкий рассвет. Над озером плыли клочья тумана, а в верхушках деревьев, защитной стеной обступивших Круглое, метался резкий северный ветер, он срывал желтые листья и швырял их в воду. Причаленная к берегу плоскодонка покачивалась на волнах. Другая, перевернутая кверху черным просмоленным днищем, лежала на трех бревнах неподалеку от дома.

Суров не ощутил в себе былого волнения, как это всегда случалось с ним раньше, когда он приходил сюда передохнуть, чтобы потом идти до стыка с соседом.

— Уютное местечко, — проговорил он, поднявшись на взгорок, с которого хорошо виднелся бескрайний лес. В нем тонули застава, тригонометрический пункт и четыре наблюдательные вышки. Нет, не ощутил в себе прежнего подъема подполковник Суров. — Хорошо здесь, — сказал вслух, оглянувшись на несколько поотставшего начальника заставы.