Вениамин Рудов: Черная Ганьча

Вениамин Семенович Рудов

Черная Ганьча

Роман

Автор этой книги - бывший пограничник, в течение многих лет (1936-1962) нес службу на различных участках рубежей нашей Родины. Его книгу составили роман "Черная Ганьча": о буднях советских пограничников, о боевых делах солдат и офицеров, о крепкой солдатской дружбе и личной жизни командного состава; документальные повести "Последний зов" и "Вьюга" также посвящены славным пограничникам.

1

Как два изваяния застыли на просеке по ту сторону вспаханной полосы красавец-рогаль и безрогая оленуха, постояли, сторожко прислушиваясь, не веря окружавшей их тишине. И вдруг бросились в спасительный лес, откуда вышли минуту назад.

В чаще послышался треск сухого валежника.

Суров и предполагал, что тревога окажется ложной. Но выговаривать молодому солдату не стал.

- Ничего, Назарчук, - сказал, возвращая часовому бинокль. - Ничего страшного. Лучше принять оленя за нарушителя, чем наоборот. Продолжайте службу.

Солдат благодарно улыбнулся в ответ.

Перед тем как спуститься вниз, где слышался зычный голос старшины Холода, Суров оглядел свое небольшое хозяйство. С вышки оно представлялось маленьким, забытым людьми хуторком, затерявшимся посреди огромного лесного массива. Стояли два домика с хозяйственными постройками, и сдавалось, что скоро их захлестнет зеленая прорва, в которой тонули и дорога, касательной к заставе перечертившая узенькую полоску проселка, и выщипанные просеки, и пепельная змейка реки в солнечных зайчиках.

Впервые со дня Вериного отъезда шевельнулось сомнение: может, права она? По-своему, конечно. Но рассуждать Сурову было некогда. Он заспешил, ловко сбегая по гремящей металлической лестнице, чувствуя, как перекладины вибрируют под ногами.

День был солнечным, но сильно парило. За насыпью разобранной леспромхозовской узкоколейки, густея и наливаясь, опять собирались темные облака.

В воздухе над спортгородком, с трех сторон окруженным ольховником, дрожало легкое марево - после вчерашнего ливня земля не успела просохнуть, и над этой отвоеванной у леса узкой полосой глинозема висела вязкая духота, как в заставской бане. Суров то и дело вытирал с лица и шеи испарину, но с окончанием занятий не торопился - близился инспекторский смотр.

Уже по третьему разу солдаты преодолевали полосу препятствий, умело и сноровисто, словно им были нипочем коварные лабиринты и отвесные стенки, широкие рвы и узенькие проломы, и гранаты метали точно по цели - в траншею, ни одной мимо. Старшина в родной стихии будто помолодел, ходил орлом, весело отдавая команды, подкрученные кверху усы стояли торчком. На глазах человек преобразился, не скажешь, что без года - полсотни. Еще молодому даст фору, даром что тяжеловат.

И все же наступила пора закругляться.

- Теперь наш с вами черед, Кондрат Степанович, - сказал Суров подошедшему старшине. - Пошли, что ли?

Холод привычно вскинул к козырьку правую руку:

- Есть, товарищ капитан. Правда, оно...

- Тогда за мной, бегом!..

Не заметив дрогнувших под усами губ старшины, не обратив внимания на мелькнувший в глазах испуг, Суров взял с места бегом, легко одолел первое препятствие, второе, с ходу, красивым броском, перемахнул через третье, ящерицей прополз под низенькой "мышеловкой", ни разу не зацепившись за колючую проволоку.

Не пришло в голову оглянуться назад. Не видел, как трудно дается Холоду полоса. А между тем грузный пожилой человек выбивался из сил. Выдохся старый вояка, будто сто верст отмахал без привала. От воротника до пояса гимнастерка на нем потемнела от пота, и руки висели вдоль тела как плети.

На выходе из спортгородка пограничников накрыла темная туча - полил косой дождь, шумный, веселый, и закипела, пузырясь в мгновенно налившихся лужах, вода.

Выкроив полчаса, Суров забежал домой закончить уборку квартиры. Таз с водой стоял посреди столовой напротив открытого во двор окна, тряпка валялась на недомытом, в грязных потеках, крашенном охрой полу, сухая и покоробленная. Тряпку нагрело солнцем, и Суров, окунув ее в теплую воду, вспомнил привычку жены мыть полы теплой водой с мылом - чтобы ярче блестели.

С пятачка - места для курения, прозванного солдатами "брехаловкой", - в открытое окно тянуло табачным дымом, слышались возбужденные голоса - видно, солдаты о чем-то спорили, как часто между ними случалось, когда расходились во мнениях.