Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Что случилось? — спросил он.

— Сократ-домулла умер утром, — услышал ответ.

— Не может быть! Ведь вот открытка, которую я получил от него только вчера!

— Никто не ведает, когда придет его смертный час.

Умид прошел через калитку во двор. Из дома уже выносили тело Сократа-домуллы.

Умид подставил плечо под край носилок, окантованных черной материей, и пошел вместе со всеми на кладбище, не замечая, как слезы льются из глаз. Людей было много. Несущих носилки сменяли через каждый десяток шагов, по обычаю. Шли не останавливаясь, почти бежали, словно не хотели заставить ждать землю, которая готова была принять Сократа-домуллу.

Умид снова и снова подходил к носилкам и подставлял плечо. Он содрогнулся при мысли, что ведь мог так и не узнать о кончине любимого учителя, дорогого ему человека, которому старался следовать во всем, — и не смог бы отдать ему последнюю дань…

Однажды Шукур Каримович вызвал Умида к себе в кабинет и с радушной улыбкой на лице вручил ордер на однокомнатную квартиру. Умид глазам своим не поверил.

— Бери, бери, это тебе, — сказал Шукур Каримович. — В новом районе города. Ленинградцы строили. Мы давно собирались выделить тебе жилье, чтобы создать условия для твоей работы. Да, видишь, землетрясение помешало. Городские власти в первую очередь стараются обеспечить пострадавших. И вот наконец и для тебя удалось у горсовета выхлопотать квартирку. Получай и трудись на благо нашего хлопководства! — смеясь, сказал директор и крепко пожал Умиду руку.

Жаль было Умиду покидать свою добрую балахану. Ему казалось, что если он опять уедет, то вновь нанесет ей большую обиду. К тому же не хотелось в новую квартиру везти старую, заржавленную кровать и стол из неотесанных досок. А на новую мебель не хватало денег.

Друзья ждали, что Умид со дня на день пригласит на новоселье. Но не дождались. И однажды, когда, видать, у них кончилось терпение, они приехали на грузовой машине и почти силком перевезли Умида на новое местожительство. Едва успел он попрощаться с тетушкой Чотир. Пообещал, уезжая, что будет ее часто навещать. Старушка прослезилась, пожелала ему счастья на новом месте.

В тот же вечер справили новоселье. В складчину.

Получив зарплату, в конце месяца Умид наконец решился проведать свою мачеху. Это он давным-давно собирался сделать, да все дела не отпускали. Он завернул в бумагу приготовленные заранее ичиги — остроносые сапожки из тонкой кожи и кавуши — резиновую обувку, надеваемую на ичиги, шерстяную вязаную кофту неяркой расцветки, пригодную для пожилой женщины. Утром по холодку поехал в отчий дом, где родился и где нынче жила его мачеха Фатима.

Ютилась она теперь в однокомнатной времянке с верандой, отстроенной по левую сторону двора. А дом занимал ее брат со своим разросшимся семейством.

Мачеха отворила дверь и, увидев переступившего через порог Умида, опешила. Потеряла дар речи. Дремавший на курпаче огромный кот распахнул два рыжих светящихся глаза, недоверчиво уставился на чужого человека. Должно быть, гость ему не понравился — как только Умид заговорил, он сиганул под кровать.

— Салам алейкум, — сказал Умид и, подойдя к ней, наклонился. Фатима поневоле приобняла его, похлопала по плечам, как требовала традиция. По ее лицу было видно, что она никак не может понять, что привело Умида в ее дом. С добром ли?..

— Добро пожаловать, — сказала она и показала на курпачу: — Присаживайтесь…

Сама села напротив, прикрыв подолом ноги. Прошептала молитву, держа перед лицом ладони, провела ими от лба к подбородку. И только после этого осведомилась:

— Как поживаете?

— Хорошо. Радость у меня. Решил вот зайти, сказать. А заодно проведать вас… Вот суюнчи вам принес.

Умид положил на колени этой постаревшей, совсем седой женщины сверток с подарками.

— Спасибо. Если ты пришел с открытым сердцем, чтобы справиться обо мне, пусть тебя аллах вознаградит за доброе дело… Про радость твою слыхала. Повидай еще больше добра на своем веку, — сказала Фатима, переходя на «ты», как разговаривала со всеми, к кому питала расположение.

— Вы не сердитесь на меня. Прежде у меня было чересчур много работы. Мне никак не удавалось навестить вас…

— Спасибо, сынок. Можешь не извиняться. Аллах тебя простит.

Фатима прослезилась. Утирая уголком платка глаза, она заторопилась во двор. Вернувшись, суетливо расстелила дастархан, принесла вскипевший чайник.

Вскоре зашла золовка Фатимы. Умид встал, поздоровался. Та обняла его и, как водится, похлопала по спине.