Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

Сунбулхон-ая старалась оказывать Фатиме всяческие почести. В женской половине усадила ее на самое почетное место. А после свадьбы чего только ей не надавала — и всякой одежды, и гостинцев. Одарила, можно сказать, с ног до головы.

Умид приглашал и тетушку Чотир. Но она почему-то не пришла. По просьбе Умида Инагамджан дважды ездил за ней. Но старушка сослалась на недомогание и отказалась от приглашения.

Спустя несколько дней после свадьбы Умид подъехал к своему старому жилью в автомобиле цвета слоновой кости. Осторожно, боясь испачкать новый костюм, взобрался наверх. Сложил в чемодан нужные книги, тетради с записями. Бросил его с балкона Инагамджану.

— И все? — удивился тот скудности багажа молодого человека.

— Это не так-то мало, — сказал Умид. — Недавно ты сам называл книги богатством.

На дверь Умид навесил большой черный замок и подпер ее снаружи деревянным чурбаном. Для верности принес из сарая две доски и крест-накрест заколотил ими вход в свой дом.

Автомобиль цвета слоновой кости помчал его на новое место.

На полпути Умид вспомнил о тетушке Чотир. «Надо бы постучать в ее калитку», — подумал он. Обычно старушка всегда высовывала свое рябое лицо из калитки и с приветливой улыбкой принималась расспрашивать. А нынче не вышла. Здорова ли? Или, может, не одобряет Умида?.. Ведь сама не раз говаривала, что молодой человек должен быть предприимчивым — только тогда он добьется в жизни успехов…

«Если человек молчалив, это еще не свидетельствует о его уме, но и не выдает глупости. Если же он болтлив, то очень быстро надоедает окружающим, умен он или глуп». Это высказывание заведующего кафедрой фармакологии припомнилось Раано сейчас, когда ей с большим трудом удавалось сдерживать слова, так и норовящие слететь с языка. Она стояла прислонясь к косяку открытой двери и нетерпеливо поглядывала то на ручные часики, то на Хафизу, спокойно причесывающуюся у зеркала. Движения Хафизы медлительны, будто она нисколечко не спешит, будто ее никто вовсе и не дожидается добрых четверть часа. Из-за нее они сегодня опоздают в институт.

— Что-то ты сегодня молчалива, подруженька, — сказала Хафиза, держа в зубах заколки, и, обернувшись, посмотрела на Раано. — Или не в настроении? Расскажи-ка мне что-нибудь, пока я соберусь.

— О чем рассказывать… Не о чем…

— У тебя же всегда уйма новостей. Даже когда тебе говорят «помолчи», не можешь рот закрыть. А сегодня уже кончились все новости, да? — засмеялась Хафиза.

— Не кончились. Наоборот… Их еще больше, — выпалила Раано, покраснев.

— Ну, так говори же! Я сгораю от любопытства. Что-нибудь смешное, да? Расскажи что-нибудь смешное. У тебя здорово получается!

— Сегодня у меня нет ничего смешного.

— О-о, тогда давай поговорим о серьезном.

— Ты все шутишь, а мы на занятия опаздываем. Давай поторапливайся! Быстрей!

Сегодня Раано, вопреки обыкновению, не собиралась заходить к Хафизе по пути в институт. Но решила, что подруга может обидеться. Дав себе слово ничего не говорить Хафизе об услышанном, она вышла из троллейбуса. Заведующий кафедрой фармакологии, видать, терпеть не может болтунов: «Человеку даны два уха и только один язык, чтобы больше слушать и меньше говорить» — тоже его слова. Да что это он сегодня у нее из головы не выходит, этот доцент!.. И в самом деле, разве обязательно докладывать обо всем самой близкой подруге. Если даже разговор касается ее самой… Если передать радостную весть, тогда куда ни шло — можно и поторопиться. За радостную весть и подарок полагается. А за недобрые вести в древности иной раз казнили.

И все же, глядя на подругу, беспечно мурлыкающую себе под нос песенку, Раано подумала, что зря скрывает от нее неприятность, о которой та не сегодня-завтра все равно узнает. И рассердится, что Раано знала и не сказала ей.

— Знаешь, подруженька, нерадостные слухи до меня дошли, — проговорила Раано упавшим голосом.

— Какие же? А молчишь, — упрекнула Хафиза, улыбнувшись ей в зеркале.

— Не хотелось огорчать тебя, вот и помалкивала…

Хафиза опустила руки. Черная копна волос рассыпалась по плечам. Она обернулась, посмотрела на Раано долгим пристальным взглядом.

— Что-нибудь серьезное? Говори.

— Знаешь ли… Мне только вчера вечером сказали… Умид женился. Ты не слышала, да?

Хафиза сидела, не меняя позы, сверля Раано острым взглядом. И только бледность, проступившая на лице, выдавала, что стоит ей это самообладание.