— Но, Константин Аверьяныч…
Обстоятельства вынуждали, я встал и наклонил голову:
— Мария Антоновна здесь ни при чем.
— Да-да, — засуетилась секретарша, обрадованная моей поддержкой. — Товарищ из милиции, я не решилась его задержать.
Проректор не высказал возмущения, он даже не удивился. Сказал устало, словно итожа разговор:
— К тому же вы еще и лгун.
Мария Антоновна ужасающе округлила глаза, лицо ее неестественно порозовело, я зажмурился. Меньше всего я ожидал, что буду обруган секретарем проректора.
— Как вы могли? — сказала Мария Антоновна.
Но тут вмешался проректор, призывно постучал пальцами по столу:
— Потом, потом, Мария Антоновна. Ваш гнев справедлив, но, если можно, потом. Идите.
Даже если бы он меня выгнал, не сказав более ни одного слова, я был бы признателен ему.
Дверь закрылась, в голосе его прибавилось мощи:
— Ложь во спасение?
Надо было что-то отвечать проректору, объяснять, убеждать.
— Действую применительно к обстоятельствам.
— В самом деле нахал, а я не поверил.
Мне не до смеха, но я делаю над собой усилие — улыбаюсь. У него странная привычка разглаживать бороду изнутри жестом священнослужителя.
Патриарх всея Руси делает тоже так. Лицезрел его преосвященство в Загорске. Хорошо бы сказать об этом проректору. Все-таки нестандартное сходство.
Глупое положение — не знаю, как распорядиться собой! Уйти или, наоборот, набраться нахальства, закинуть ногу на ногу и устроиться в этом невероятно современном кресле? Во всяком случае, моя внешность органичнее вписывается в эту обстановку, нежели его. Он угадал мои мысли, бросил очки на стол. Оправа массивная, стук гулкий, так и проскользила по столу, выпучив квадратные окуляры.
— Придумали правдоподобную легенду? Напрасно. Мне рассказывать не надо. Я спокоен, вы не мой родственник.
— Это была шутка. Мы познакомились в школе верховой езды. Я ничего о ней не знаю, кроме фамилии и имени.
Лицо проректора заострилось, глаза стали определеннее, жестче.
— Как долго вы были знакомы? Неделю?
— Несколько недель.
— Я должен вам верить?
— Это слишком категорично. Я хочу, чтобы вы мне верили. Я ищу Аду Петрову. Я знаю наверное, она учится в институте, скорее всего в педагогическом.
Он посмотрел на меня сосредоточенно. Я не выдержал и добавил:
— Или… иностранных языков. Или… в университете.
У него странные глаза. Меняется настроение — и тотчас меняется их цвет. Сейчас в глазах больше синевы, чем серости.
— Вот список. Пофакультетно.
Рука утверждающе прихлопнула по столу, он засмеялся.
— Чему вы смеетесь?
— Мой коллега был очень напуган. Вы ему не понравились. Он так и сказал: «Похож на террориста». Ха-ха-ха!
Смех раскатистый, уверенный. Наверняка слышен за дверью и еще дальше. Я передернул плечами. Всегда неприятно, когда поводом к подобному смеху являешься ты. Уже не различаешь, где кончается смех и начинается самодовольство.
— Это неправда, — говорю я. — Коллега тут ни при чем. Вашему смеху иная причина.
Он вытирает слезы, дышит тяжело:
— Какая же?
— У вас есть дочь. Ее зовут иначе. Пассаж мог быть. Вот вы и веселитесь. Бог миловал.
Он смеялся в прошлом году, целое столетие назад. Припухлость губ, ее как не бывало. Уронил локти на стол, придавил бумаги. Ему так удобнее сидеть. Он ближе к моему лицу, он может меня разглядеть.
— Вы умнее, чем кажетесь. Откуда вам известно про моих дочерей?
— Я их высчитал. Пятьдесят процентов достоверности. Я высчитал одну дочь. А дочерей оказалось две.
— Вы угадали. Дочери доставляют мне много беспокойств. Избежать их хотя бы частично — уже радость.
— А как зовут ваших дочерей?
— Молодой человек, вы злоупотребляете моим терпением. Список у вас в руках. Желаю удачи.
Я топчусь на месте. Моя нерешительность раздражает его.
— Что еще?
— У вас есть личные дела. Я бы мог посмотреть фотографии, это сократит…
Он не ответил, поднялся из-за стола. У меня хороший рост, но он выше на полголовы.
— Сколько вам лет?
— Тридцать два.
— О, значит, вы уже получили паспорт. И я вправе рассчитывать на разумность.
Откуда-то взялся коробок спичек… Он ловко прошил его спичкой (получился волчок). Крутнул.
— Нет, личных дел я вам не покажу. Сами посудите — такое благородное начало. Утрачен покой. Вы должны найти ее. Дни, недели, месяцы — вас ничто не остановит. И вдруг такая проза: опознание по фотографиям. Согласиться с вами — значит обидеть вас, принизить ваше чувство. Петровых семнадцать. Петровых А. — всего шесть. Если справедливо утверждение: «Любовь требует жертв», то ваша жертва не так уж велика.
Читать дальше