Олег Попцов - Свадебный марш Мендельсона

— Как поедем, через центр или по Окружной?

— Поезжай как знаешь. Главное, чтоб быстрей и дешевле.

— Сплошной велл, — ответно прохрипел водитель. — Значит, поехали?

— Поехали.

Природа остывала. Краски осени, как поблекший закат, являли это остывание, утратили свою искренность, сохранили лишь оттенки: когда-то было ярко-желтым, огненно-красным, сочно-зеленым. Теперь все одноцветно. Лист почти облетел, и лес кажется протертым и дырявым. Не хотелось смотреть по сторонам. Тяготила внезапность собственных поступков. Сестра Лида уехала. Я и в самом деле нездоров. День-два прийти в себя и уже затем принять взвешенное решение. Я не только ехал назад, но и думал в обратном направлении. Два мира, точнее, два измерения одного мира: куда-то собирался, почти улетел. Помешали все те же обстоятельства. И вот уже я, непереродившийся, но готовый к перерождению, спешу назад. Если и думать об этом мире, в котором живешь, ссоришься, находишь друзей, обманываешь и сам становишься жертвой обмана, то думать со стороны, выскользнуть за пределы этого мира, взирать на него, понося и отрицая: экая беда, как же люди там живут? Но это в мыслях, а по сути ты частица мира того, ибо истина несокрушима, убежать от себя невозможно. Да и откуда такая уверенность, что, оказавшись там, за тысячи верст, в том, ином измерении, ты будешь одарен высшей разумностью и сможешь принять то единственно верное решение, способное предопределить поступки твои на долгие годы вперед.

Я отягощен связями, обязательствами, повязан взаимоотношениями.

«Их там не будет», — внутренний голос настойчив, а может, это от отчаяния он так говорит? Я не воспротивился, хотя знал наверное: самообман, лжесвидетельствую. А голос усердствовал, голос настаивал:

«Тебе надо побыть одному, не испытывать искушения: вот телефон, стоит протянуть руку, и ты уже не один. Ты ждешь совета, и ты получишь его. Ты совершил агрессию, пленил чужое время, чужие мысли. На их звонки — они тоже не так себе, они способны заявить свои права — ты отвечать не станешь. Тебя устраивает односторонняя связь. Все от противного, — торжествовал голос. — Односторонних взаимоотношений не существует уже потому, что они взаимоотношения. Ты проявляешь инициативу, ты советуешься, значит, ты обременен необходимостью слушать, отвечать, говорить.

Там, далеко, ты будешь этого лишен. Необходимость, ситуация породят самостоятельность мышления, независимость поступков. Не правда ли, логично, убедительно, неопровержимо?»

Пока не появился этот злосчастный ключ, все так и было. Мысли угадали заданное русло и потекли по нему. Я провалился в сон.

Шум дождя монотонен, он убаюкивает, и тепло убаюкивает, и рокот мотора в едином хоре. Я просыпался не единожды от резких толчков, машину заносило на поворотах. Шофер переспросил адрес. Я назвал его. Возможно, назвал невнятно, водитель переспросил. Мне отчего-то подумалось: «Ехать еще долго». Тело размягченно обвисло на сиденье, голова запрокинулась, шея с трудом удерживала отяжелевшую голову, и тогда я минутно пробуждался. Надо было делать над собой усилие; глаза безвольно открывались, неосознанно ловили миг уходящего дня, не различали предметов, насыщенности света и закрывались столь же безвольно. Сон, увиденный мной, был обстоятелен, даровал не только ощущения, но и мысли.

Я летел куда-то на вертолете. Это был именно вертолет. Лопасти винта вращались над головой, и тень, похожая на гигантскую стрекозу, бежала за нами по солнечному квадрату поля. Вертолет накренился, и разом накренилась земля, будто кто-то приподнял один край. И сразу земля стала похожей на макет. С коробочками-домами, зеленосуконной поверхностью полей, приклеенным лесом. Посреди макета стояли люди-солдатики с растянутым брезентом, запрокинув голову. Люди смотрели на вертолет. Такие брезенты растягивают пожарники, когда ждут, что кто-то выпрыгнет из горящих окон. Но прыгать никто не стал, да и к чему… Пожара нет и быть не может. Летит вертолет.

Над моей головой нервно замигал красный свет. Возможно, мне следовало бы испугаться, но я не знал, что красное мерцание есть прямое указание к тому. И не испугался.

Аэродром был гол. От солнца серые плиты стали почти белыми. Когда так много ровного одноцветного места, тебе кажется, что ты увидел бесконечность.

Сны лишены логики. Видение сменяется внезапно, словно ты смотришь отснятый, но не смонтированный материал.

Две черные машины, много людей. Они жмут мне руки. Я успеваю подумать: «Если все люди станут жать мне руки, не хватит дня». Людей очень много, очередь уходит за горизонт. Я оглядываюсь, мне хочется знать, каких людей больше: тех, кому я пожал руку, или тех, кто движется мне навстречу. Сны лишены логики. За моей спиной никого нет. Одна из машин трогается с места и останавливается прямо передо мной. Человек, сидящий за рулем, снимает темные очки. Его лицо мне кажется знакомым.