Авенир Крашенинников - Особые обстоятельства. Рассказы и повести

— Не получается у меня, — повторил он, — сам не понимаю, почему…

— От самолюбия это бывает, — умудренно определила Татьяна. — А со мной вот вы разговариваете, потому что я для вас просто девчонка.

— Эх, как не просто! — Виталий Денисыч остановился, пытаясь понять, с насмешкою она сказала или всерьез. — Куда больше половины жизни отмеряно, а ничего такого, что со мной сейчас творится, не бывало… И колхоз этот стал мне по-особому дорогим.

— Сын-то у вас большой? Скучаете по нему, наверное?

«Вот и на место указала», — смутился Виталий Денисыч.

А ведь он не скучал по Олежке. Вспоминал его маленького: как на плечах возил, как пытался ответить на бесчисленные вопросы, вспоминал худенькие руки, обвивающие шею. Когда Олежка повзрослел, Виталий Денисыч видел его либо за уроками, либо в постели и ничего уже не испытывал — Капитолина заслоняла. Что ж, теперь во всем винить Капитолину? Сам он черствый, точно горбыль. Пошлет деньги по почте и замажет свою совесть. А парень, может, в чем-то нуждается, может, заболел! И то, что он крикнул Корсакову, когда тот уходил, было попугайством — повторил слова бабушки…

— Не скучаю по сыну, Танюша, по тому, каким он стал теперь.

— Жалко мне вас, Виталий Денисыч. Да я сама еще жизни не знаю. Просто мне хочется, чтобы все люди были честными и не мучились… Ну вот мой дом. Я у старушки поселилась, у нее все дети разъехались, она за дочку меня считает.

Добротная изба, когда-то построенная для большого хозяйствования, стояла в тихом травянистом переулке, роняя на землю косые холстинки оконного света; над крыльцом горела лампочка в жестяном абажурчике.

— До свидания, Виталий Денисыч, — сказала Татьяна, поднялась на крыльцо и не оглянулась.

«И вправду, она совсем еще девчонка, — грустно думал Виталий Денисыч, шагая по проулку. — И эта молодость ее меня приманивает, одинокость моя толкает… Надо кончать», — чуть не вслух сказал он и не поверил себе.

Темная фигура мелькнула поперек проулка, Виталий Денисыч с завистью решил: девушку, должно быть, кто-то после концерта провожал, и завтра снова встретятся, счастливчики…

До конца июня солнце, как паяльная лампа, выжигало землю, а потом затянул дождь-сеногной, и тут даже несведущему человеку стало ясно, что зимовка для коров на фермах превратится в сущее мучение. Виталий Денисыч мотался по хозяйствам области, всячески улещая директоров и председателей, да кто мог поделиться кормами, когда у самих каждая былинка была на счету. Вежливые отказы, а то и удивление, а то и возмущение и хохот: «Ишь, чего они с Однодворовым придумали! Самим в пору побираться!»

Однажды поздней осенью, когда на улице был мокрый лепень, Виталий Денисыч вошел в правление вконец взвинченный. Кинул слизкий, словно раскисший в мокряди плащ на вешалку, сверху накрючил сырую кепку, швырнул на стол секретарши командировочное удостоверение и шагнул в дверь председательского кабинета.

— Сколько ходить с протянутой рукой? — загремел он с порога. — Вся область надо мной потешается!

Парторг Старателев и главный зоотехник, которые в то время сидели у Однодворова, уставились на Корсакова. Рыжие короткие бровки Старателева вспрыгнули кверху, и галстук, всегда аккуратно повязанный, сдвинулся вкось. Главный зоотехник отодвинул от себя длинную бумажную скатерть — раскладку кормов, потной рукой вытащил из кармана папиросу и жадно принялся ее нюхать. В кабинете Однодворова никогда никто не возвышал голоса — этого председатель не терпел.

— Во, — показал он рукою на Виталия Денисыча и с ехидством, которое появлялось у него, когда он гневался, пригласил: — Полюбуйтесь, явление Христа народу. Ну что, вещать будешь или докладывать?

Он поудобнее устроился за своим письменным столом, отражаясь в нем, как в зеркале, подпер кулаком одутловатую щеку, с комическим интересом на Корсакова уставился.

Виталий Денисыч услышал, как в радиаторах центрального отопления побулькивает вода, провел рукою по мокрому лицу, усмехнулся от неловкости и ответил уже спокойнее:

— Докладывать нечего.

— Тогда садись, поговорим, — откинулся на стуле Однодворов. — Тут люди свои, товарищ Корсаков, и все в одной упряжке, так что давай начистоту. Удивляюсь я тебе. Вроде бы, насколько знаю, ты бригадиром был, участком командовал в крепком хозяйстве, и пятый десяток недавно распечатал… И у Старателева на учете состоишь. А будто только из яйца вылупился.

Брови Старателева тем временем вернулись в прежнее положение; он поправил галстук и теперь кивал на каждый довод Однодворова. Главный зоотехник бросил измятую папиросу в пепельницу, вытер платком ладони и положил их на раскладку, будто ее оберегая, а Виталий Денисыч опять насторожился, не понимая, куда председатель гнет.