Авенир Крашенинников - Особые обстоятельства. Рассказы и повести

Что же это такое, как он жил много лет, не подозревая в себе застенчивости, робости? Может быть, потому, что, тогда во всем была определенность, и в хорошем и в ненавистном, по крайней мере, с тех пор, как он почувствовал себя зрелым человеком. А скорее всего, ему со временем не важно стало, как отнесется Капитолина к тому или иному его поступку. Если бы он мог угадать, что думает о нем Татьяна Стафеева, думает ли вообще!.. Наверняка она Виталия Денисыча увидела, но не выказала этого ничем… Напрасно он пришел сюда. Однако возвращаться в пустую, так до сих пор еще и не обжитую квартиру и того хуже…

Он мрачно направился в зал, куда уже двинулись все, переговариваясь, пересмеиваясь, здороваясь друг с другом. На сцене стоял длинный стол в красном бархате, украшенный керамическими вазами, в которых пышными букетами рдели, рыжели, бронзою и золотом отливали осенние листья. Зал захлопал в ладоши — за стол, отодвигая стулья, пробирался секретарь партбюро Старателев, сияя белоснежным воротничком… За ним двигался Дмитрий Трофимович Однодворов: на черном пиджаке его жаром горела кольчуга из орденов и медалей; ловко проскользнул на свое место молоденький комсорг, он же завклубом. Поблескивая очками, на сцену поднялся студент с красивой дегтярной бородою.

Старателев от имени тружеников села поблагодарил студентов, вручил Почетную грамоту, бородач выступил с ответным словом. Виталий Денисыч хлопал в ладоши вместе со всеми, а глазами искал по залу Татьяну. Он устроился у стены, просматривал ряды наискосок и наконец увидел: Татьяна, слегка откинувши голову, будто тяжелый узел волос на затылке пригибал ее, слушала выступающих, сидя о бок с невестой Манеева. А справа от Татьяны примостился плечистый парень с буйной шевелюрой, в распахнутом пиджаке и огненной рубахе. Виталий Денисыч с трудом узнал Мишку Чибисова. Шофер «Техпомощи» держался скованно, неотрывно уставясь на сцену, которая уже закрылась занавесом, и там со стуком утаскивали трибуну, стол и стулья.

На сцену бойко выскочила тоненькая стрекоза в полетной юбочке, в гипюровой кофточке, остановилась посередине, озаренно огляделась и вдруг неожиданно звонко, жизнерадостно чихнула.

— Будь здорова!.. Будь здорова, матушка! — закричали из зала, и все засмеялись, зааплодировали.

Студентка нисколько не смутилась, сказала «спасибо», подняла полудетскую худенькую руку и объявила начало концерта.

читала девушка осенние стихи. Потом под гитару, на которой играл бородатый, студенты исполняли песни тонкими бесполыми голосами, печально завывая. Виталий Денисыч любил пение грозное, ревучее, чтобы стекла зудели, и заскучал и опять глянул в сторону Татьяны.

У нее было очень злое лицо, она сказала что-то Чибисову, тот замотал головой, вскочил и, сутулясь, будто стараясь сделаться поменьше, направился к выходу. Несколько человек обернулись вслед. Виталий Денисыч себялюбиво подумал: «Отшила, молодчика…»

Концерт был коротким, и вскоре все пошли по домам, обсуждая подробности. Как-то само собою получилось — Виталий Денисыч очутился возле Татьяны. Она только что надела плащ с пояском и повязывала перед зеркалом мохеровый платок.

«Да чего ж я трушу?» — удивился Виталий Денисыч. — Может быть, нам по пути?

— Пожалуй, — просто, как будто они уже виделись, ответила Татьяна и просунула ладонь в перчатке под локоть Корсакова.

На них глазели, старухи замерли, окаменев, но Виталий Денисыч ничего этого не воспринимал.

Вызвездило, грибной дух источали палисадники. Иссякли голоса, умолкли собаки, затеявшие было перелай, и лишь листва шуршала под ногами.

— Ну как вам концерт? — спросил Виталий Денисыч, с трудом различая в темноте профиль Стафеевой.

— Славные ребята.

Корсаков согласился, больше не находил, что говорить, подумал, что вовсе старомоден, а Татьяна поинтересовалась:

— Что-то вы все один да один. Ни с кем не подружились.

— Не получается, Танюша.

И в том колхозе были у него только приятели, никто не стал настолько близок, чтобы можно открыть всю душу. Да, пожалуй, для всех иных отношений, кроме производственных, не хватало времени, и Капитолина никак не сближалась с женами его товарищей. По праздникам — к теще в душегубку; иногда с педагогами встречали Новый год, Первомай или октябрьские, но там Виталий Денисыч смертно скучал, не ведал, куда девать руки, как устроить ноги под столом. Он не стал ничего Татьяне рассказывать, он думал: хоть бы ее дом оказался подальше.