Альберт Усольцев - Есть у меня земля

Алексей с Тоней решили свадьбу большую не разводить. Посидели, посчитали — ровно два десятка гостей. Была бы жива мать, свадьбу разом расплановала. Хорошо, что на огонек, как будто невзначай, забежала Гутя. Дело сразу настроилось: мысленно Гутя и места каждому определила в небольшой горнице дома, и прибор перед каждым поставила, и первое-второе распланировала, и графинчики наполнила, тоже, конечно, пока а уме. «Давайте денежки, — Гутя назвала не слишком великую сумму, — и я вас женю. А кто вас еще будет женить, кроме меня? Была бы Соля, мамка, а так только я…»

Молодые несказанно обрадовались: как здорово все получилось. Не кто-нибудь взялся за дело, а сама Гутя Куркина!

За ужином Алексей негромко, будто боялся кого-то потревожить, сказал:

— Давай, Тоня, перед свадьбой съездим на родину моего отца, а? Он ведь не здешний, не Степновский. Выселки Одинушки не так далеко. Мотоцикл я у Матвея Куркина возьму.

— Давай, — согласилась Тоня.

Алексей давно подумывал о такой поездке, но за делами все как-то откладывал.

«ИЖ-49» нес их по проселку…

Алексей любил этот мотоцикл, двухцилиндровый, двухтрубный, могучий. Особенно удобным было второе, для пассажира, сиденье: как королевское кресло. Оно стояло намного выше водительского, и пассажир восседал в нем донельзя величественно и неприступно. На втором седле «ИЖа» заметным становился и парнишка-недоросток, и хиленький старикашка, и девчушка-недомерок.

До Одинушки, где родился отец, долетели за скорый час. Алексей даже озлился на себя: «Такая близь, а ни разу не выворотился побывать на отцовской земле!»

Блеснула остро отточенным серпом река Исеть, такая же немноговодная и нерасторопная, как и Миасс. В недальних километрах Исеть и Миасс сливались; неброско, неярко, безо всяких там бурунов и течений, разом, жарко, как давние влюбленные, обнимались, навсегда, навечно собираясь жить вот так, вместе: дружно и крепко. И названия сходились: Исеть — Миасс. Сюда и решил Алексей первым делом повезти Тоню. Красоты диковинной там не было: обычные берега, поросшие тальником, две степные речушки сливаются тихо, будто входят друг в друга, ни тебе водопадов, ни тебе сшибки течений — все мирно и просто.

Но эта была отцовская земля.

Алексей помнил по рассказам матери приметы отцовского дома, но не смог сейчас отыскать даже места, где он стоял. «Живым» на Одинушке был один домик пасечника Анкиндина Мишагина, который и не переезжал на «центральную усадьбу» из-за своей пасеки: чуть поодаль на заросшем березой взгорке устроились его ульи. И гречишное поле-сотка рядышком желтело.

Анкиндин Мишагин долго присматривался к незнакомому парню, что бродил от одной усадьбы к другой, потом вышел из ограды вроде как бы посмотреть мотоцикл, даже потрогал стекло фары и посидел на первом, водительском, сиденье. И когда Алексей с Тоней возвратились, сказал извиняющимся голосом:

— Не в обиде, дружки, ежли я на вашем «козлике» попримеривался?

— Что вы, какая обида.

— Сам такой собираюсь завести, токо старуха шкварчит: по сударкам, грит, будешь от меня тайком шастать.

Алексей расхохотался, вот веселый старикан, лет за семьдесят ему, а он такие мысли да разговоры. Невысокий, крепконький еще в руках и ногах, с веселой окладистой бородой. На всем его невзрачном лице единоличным хозяином чувствовал себя нос: широкий в основании, с заметной горбинкой и как будто с кожей разного цвета — видно, часто обмораживался в зимнюю стужу.

— Не понял я вас, — сказал Анкиндин, — походили-посмотрели, ровно уполномоченные какие.

— Степана Жилина вы не помните? — спросил Алексей.

— Это Степку Жилина? Да помню, как забудешь хорошего человека: как он коней ковал. Как ковал! Единолично тогда еще жили, у Рыжка моего копыто чуть не напополам треснуло… Ну, думаю, придется вести меринка на мыловарку. А Степка поглядел, покумекал около копыта да так подковал, что Рыжко на лошадском языке готов ему был сказать большушшое спасибо. А ты, выходит, его сынок?

— Выходит, так. А где он жил… Где дом их стоял? — поинтересовался Алексей. — Я ведь ни деда, ни бабушки в живых не застал.

— Дом — шибко сказано. Изба у их была… А стояла она на том месте, где и ты стоишь.

— Как, здесь? — удивился Алексей, осматриваясь. Кругом было ровное место, лишь в зарослях крапивы темнели какие-то черные бесформенные стояки.

Анкиндин Мишагин заметил, что Алексей расстроился, увидев на месте отцовского дома пустоту. Даже огород и тот мало отмечался — густо-плотно покрыл дерн когда-то ухоженную землю. Лишь легкая волнистость от гряд сохранилась.