Альберт Усольцев - Есть у меня земля

По деревне ехал нарочито медленно, чтобы встречные успели рассмотреть — Жилин куда-то поехал. Тоня в кабинке. Он смотрел, скашивая глаз, как относится к его затее Тоня. Не тушуется ли, не стыдится ли — все-таки не каждый день холостой парень ездит так медленно по деревне с женщиной, которая шибко «соблюдала себя» и за все годы безмужнего житья ни в чем плохом замечена не была. Жила себе, вела дом, сына растила, работой колхозной занималась с душой. Таких женщин называют крепкими. Уважают их и ревниво оберегают от непрошеных заглядников. «Молодайку спрашиваешь справную? Есть у нас, Тоня Щербинина, можешь к ней на постой определиться, только она, парень, крута и строга на характер — как даст по соплям, так сразу вспомнишь, что гостят да и домой ходят!» Так говорили разбитным городским шоферам, приезжавшим в командировки на уборочную. И после такого предисловия редко кто пытался игриво заговорить с Тоней, опасались. Тоня, и пощечиной никогда никого не наградившая, только диву давалась: откуда о ней у односельчан такое мнение.

Дуброва хоть и не была ближним колком к Степновке, но «Топтобус» туда направил Алексей не без умысла: малюсенькие колки насквозь прожарило сухим ветром и веники там что голики зимние для обметки валенок. А в Дуброве дерево разное растет — и тополь, и сосна перепадает. Березовые колонии тут крепкие, густые, их жарой не так легко взять, потому и лист по под-низу должен сохранить свой сок и аромат. Главное ведь от березового веника аромат. Стегать себя можно и дубовым, и еще каким-нибудь, но коль нет березового духа, какая это парилка, какая там баня! Так, суета одна.

«Топтобус»! легко шел к Дуброве: сушь затвердила низины, начисто выпила многочисленные ложки, коварные ранней весной да после дождливой осени. Ложок — не река, дно у него вязкое, илистое, неизвестно еще, дно ли это или бездонная трясина. Реку можно промерить, дно опробовать, поразмыслить — выдержит ли оно колеса или гусеницы, а в ложке, узеньком, чахленьком, с застойной водой, — все неизвестно, неведомо. В одном месте глубина десять сантиметров, в другом — полтора метра, а то и больше. Ложков боялись даже сильные трактора. Но необыкновенная жара вытянула до дна все ложки, отделявшие Дуброву от Степновки, и «Топтобус» шел почти напрямик, отворачивая только от посевов.

«Если будет дождь, — подумал Алексей, — не миновать нам тяжелой дороги».

И хоть о дожде он подумал с радостью — все же хлебу спасение, но зябко стало на душе — назавтра его ждал выезд на сенокос. Он на «Топтобусе» еще ни разу не опаздывал, будь то заявка самого командира или какого-нибудь слесаря, переезжающего на новую квартиру. Разные были рейсы «Топтобуса» — Корчагин не зря в шутку именовал их: «Тактическо-стратегические».

Успели в Дуброву засветло. Быстро нарезали веток, «хорошавок» обходили стороной. Есть такие в зауральских местах, береза стоит на виду, при дороге, и так она стоит, что рука не поднимается срезать у нее ветку, даже взять «сережку». «Хорошавками» такие деревья называют, красят они весь лес. Затемнело неожиданно быстро, совсем не по-летнему. Летняя ночь приходит медленно, а тут как-то разом заткало Дуброву синим маревом, влажным и густым. До боли, как пчелы, начали кусать комары.

Туча подкралась без грома. Была она небольшая, какой-то сколыш с настоящей, но сколыш весомый и самостоятельный, со своей молнией и громом. Правда, и молния и гром ударили почти одновременно, и тут же пошел дождь, крупный, резкий, как град, и прямой, словно у тучи была задача — остановиться вот здесь, над Дубровой, напоить живой водой истосковавшиеся деревья, близлежащие поля, совсем приунывшие и уже как будто не верящие в свое исцеление.

Струи не различались, под ними, чуть потрепетав, поникла листва — листья не умывались долгожданным дождем, они купались в нем устало, бессильно, словно хотели вобрать в себя всю влагу без остатка. Бежать к машине было бессмысленно, — вымокнешь в пути, а здесь, под раскидистой березой, пролетали лишь редкие капли — так жадно пили воду листья. Алексей и Тоня так и замерли под березовым куполом, не веря чуду — кругом стеной стоит вода, и не поймешь: то ли сверху идет дождь, то ли боковик, то ли снизу какие странные фонтаны открылись, а тут сухо, лишь водяная крошка сыплется.

Как ни старался, как ни пыжился березовый шатер, под которым стояли Алексей и Тоня, но лопнул — целый водопад хлынул вниз, враз вымочив застигнутых врасплох путников до нитки. Поверили они в колдовскую силу листьев и даже крышки малой из свежескошенной травы, что была в двух шагах, не соорудили.