С переходом на «Топтобус» времени свободного стало меньше. Часто возвращался в Степновку затемно, выезжал до солнца. Да и Тоня, раньше находившая причину забежать в его дом, сейчас потеряла выдумку. И слух-молва людская донесла до Алексея, что будто бы Тоня выходит замуж за Барабина, который достраивает свой пятикомнатный дом. Алексей поверил слуху, решил отойти в сторону, не мешать: «Может, и в самом деле у них настроится, сын все-таки…» И в те редкие дни, когда требовалась опара для квашни, с трудом подавлял в себе желание пойти к Тоне, плюнуть на все эти разговоры, условности, на все, что мешало ему и ей сказать друг другу одно-единственное слово.
Почти месяц не видел Алексей Тоню и сейчас обрадовался ее приходу:
— Забыла ты меня, соседка.
— Да и ты обо мне вспоминаешь, когда квашню заводишь, — шуткой на шутку ответила Тоня. Словно потеплело от этих слов, Алексей почувствовал, что возвращается то легкое и простое время, когда он возился с Матвейкой.
— Не стряпаю я больше, магазинным хлебом питаюсь.
— Оно и видно, худющий…
— Проходи, садись на лавку… вернее, за стол. Редьку с квасом я бузгаю. Не поморгуешь?
— Давай ложку.
Алексей достал ложку, чашку.
— Сметаны положить?
— О, у тебя и сметана есть? Ты что, Леш, корову держишь?
— Собираюсь… Вот и сено кошу… Завтра метать едем. Кстати, тебе сенцо не нужно?
— Да у меня и коровы нет.
— Завела бы.
— Мне колхозные надоели.
— Что так?
— А, расстройство одно. Установили доильный агрегат, вакуум-насоса не оказалось. Достали вакуум-насос, агрегат изоржавел.
— Я видел — новую ферму строят.
— Новую. Только со старыми дырами. Со всем начальством переругалась. Они в отместку меня решили заведующей назначить: вот, мол, тебе за критику.
— Знакомое дело, — согласился Алексей. — Меня тоже когда-то так редактором стенгазеты выбрали.
— Слушай, Леш, ты же раньше стихи писал, районка даже печатала. Помнишь: «В зажигалке гроз раскрошился кремень, а коса берез не удержит гребень. В роще только сойки, стук клестов не слышен, а чудак какой-то белит утром крыши…» А сейчас?
— Я ведь тогда в тебя был влюблен, вот и писал стихи. Даже роман накатал. Ну, думаю, напечатают, так ты сразу поймешь, что не Барабина, а меня надо приглашать, когда объявляют «дамский вальс» на школьном вечере.
— Ты вальс и танцевать не умел. Так и не научился?
— Не научился. И роман не напечатали. Видишь, как все обернулось-то. Тебе действительно не нужно сено?
— Леш, чего ты пристал с этим сеном?
— Не пристал я. Просто не пропадать же добру. Если я закосил…
— Где оно у тебя?
— Завтра едем… Слушай, а может, и ты со мной… с нами поедешь?
— Я?! Зачем?
— Сенокосить. Я ведь с мамой не по один год косил. У нее мечта была корову завести.
— Леш, определенно — у тебя температура.
— А чего, — совсем запутался Алексей. — Мне и Евстрат Кондратьевич посоветовал к тебе обратиться… насчет сена…
— Какой Евстрат Кондратьевич?
— Диспетчер наш, председатель месткома. Он тоже половину пая закосил, а кому отдать, не знает. Если что, то мне отдаст.
— Ничего не понимаю, — рассмеялась Тоня, — Евстрат Кондратьевич, пай, сено… Заморочил ты меня… За «чем же я забежала? А, Леш, коль «Топтобус» под окном, удружи, пожалуйста, в колок надо съездить, березовых веников наломать.
— Сколько угодно, — сказал Алексей. И добавил: — Веники-то сейчас плохие, жаром лист скрутило. Потом.
— А у меня потом времени не будет.
— Зачем тебе веники, коль в город собралась?
— Кто тебе сказал?
— Говорят…
— Говорят, в Москве кур доят. А если и уеду, то в собой прихвачу: в свердловских банях березовыми вениками тоже парятся.
— Пожалуйста, — ответил Алексей и направился к машине.
Тоня заскочила домой, захватила серп, им резать березовые ветки было способней, чем ломать.
Алексей открыл дверку, степенно сел, вставил в замок зажигания три спички — «Захаров» замок обладал тем свойством, что вместо ключа можно было зажигание включить тремя спичками, завел мотор и, посадив Тоню, порулил по деревне.
— В Дуброву махнем, там получше венички?
— Ага, в Дуброву.
— Чудно, — пожал плечами Алексей, — в такую жару веники ломать? До первого дождика бы погодила… И вообще, пока везешь до Свердловска, осыплются…
— А я, может, не собираюсь в Свердловск уезжать…
— Как же не собираешься… Город там…
— Ну и что? Не вся земля в городах.
— Мать, отец…
— Здесь папка тоже есть. Видишь, какая я богачка: два отца!
Читать дальше