Иван Арсентьев - Суровые будни (дилогия)

— А так. Добро человек нам делает. Большое добро. Спасибо ему... Вот коровенку мою вылечил. А вас мы не знаем, так что не взыщите, — ответила женщина с достоинством и принялась опять помешивать в кастрюле.

Климахин пожал плечами. Больше он не нашелся, что ответить несговорчивой хозяйке, попрощался.

Со ступенчатого крыльца спускался медленно. Шел, оглядываясь, по хрупкому снегу, обрызганному ранним весенним солнцем. Оглянулся назад. Со смутной завистью подумал: «Какое же мне добро сделать этим людям, чтоб они и обо мне отзывались, как эта женщина отзывается о моем однофамильце?»

Поистине судьба с каждым по-своему шутит, хотя шутки ее порой дорого обходятся...

Дед Верблюжатник — ныне колхозный пасечник, встретил Климахина не совсем в форме. Он сидел возле печки, в стеганке и подштанниках, опустив ноги в таз. От деда валил пар. Бабка Глаша стояла тут же с кружкой в руках, смотрела на деда желтыми от скуки глазами.

Климахин поздоровался, назвал себя и свою должность. Дед ответил, что небось и сам знает своих «руководителев». Бабка же, вообразив, что появился новый квартирант, сунула торопливо деду кружку, смахнула передником со стула невидимые крошки, пригласила гостя садиться. Верблюжатник закряхтел, завздыхал сокрушенно:

— Эхма! Замучила вконец хворь... Аж прямо за сердце сосет... Ничто не помогает. Только и того, что вздохнешь летом свободно... Сунешь как есть ноги под улей, пчелки нажалят, нажалят, глядишь — ломоту как рукой смяло. А тут... о-ох! Забери ты, старая, свою припарку да спроворь самовар, чать, гость в избе! Полыхнет ить чайку с морозцу!..

Бабка проворчала что-то, унесла таз.

Вскоре на столе стоял самовар, рядом тарелка с засахаренными сотами меда. Пока Климахин пил чай, дед и так и сяк прикидывал, зачем тот пожаловал. Спрашивать, однако, не спрашивал, болтал всякую всячину. Бабка дипломатично помалкивала.

Наконец: выпив три стакана, инструктор завел деловой разговор. С первых же слов бабка поняла, что это не будущий квартирант, а так, приезжий какой-то, которому лично понадобились яйца и молоко, и разочарованная, ушла за перегородку. Но дед внес ясность:

— Положительно глупая старуха! Поди сюда! Не слышишь о чем человек калякает! Массовая закупка! А ты?

— Да что я?

— Ну и нишкни! Для дела, стало быть, надо! Принеси и положь! — скомандовал дед.

У бабки Глаши даже челюсть нижняя отвисла. Что это с дедом стряслось? Нешто помирать собрался? Сознательный стал напоследок — страсть!

Поклялась, разводя руками:

— Так ничего, даже ни боже мой нет! Ну, хоть бы одно яйцо!

— Припаси — и все тут! Сказано тебе?

От такой неслыханной расточительности бабка Глаша впала в полное недоумение. Видать, действительно с дедом плохо. Ах, шут тя дери, чего вздумал? Но, перехватив грозный взгляд деда, поспешно зашамкала:

— Вот беда-то! Нешто к Филипповой Параньке сбегать купить? У меня-то несушек всего раз-два — и обчелся...

— А зачем по весне махоньким головы крутила? — не отступался дед.

— Так то ж петухи!

— И петух птица!

— Да будет тебе, балабон! Петух!.. Чего с ним делать? Песни играть аль еще чего! — воскликнула бабка Глаша и залилась вдруг смехом...

Верблюжатник махнул на нее рукой, спросил деловито Климахина:

— Может быть, уважаемый, медку надобно? Лечебного, ароматного? Так это у нас — пожалуйста, продать можно...

— Да нет же! Как вы не поймете... У нас трещит государственный план по яйцам и молоку, а мед — дело последнее.

— Ну, уж это вы зря... — обиделся дед. — Зря. Испокон веков мед первым значился числом... Так и по сейчас. Председатель наш калякает: больше, дед, качай. А откуда, ежели у нас трава еще в июне выгорела начисто? Погода раз-другой подсудобит, глядишь — отбило у пчелок охоту... Без садов, без лесу да лугов горя напримаешься.

Сказал, и вдруг лицо его приняло совершенно новое, заискивающее выражение. И голос, под стать лицу, стал медоточивый.

— Послушайте, уважаемый, уж мы вам и яичек и всего, только сделайте для нас доброе дело. А? Помогите объютить пчелок, а? Недавно Радий сказывал, в районном автохозяйстве списали старый автобус. Им, вроде того, план выполнять по утиль-сырью... Бросовая, стало быть, вещь. Правда? А нам бы тот автобус списанный — эва... как пригодится.

— Зачем же вам автобус, если он негодный? — осведомился Климахин, все более удивляясь.

— Аль не догадались? Для пасеки нужен. Для передвижной пасеки. Вот для чего! Чтоб ездить все лето по полям вслед за взятком. И-и! Сколько бы медку накачали! Уж вы уважьте, товарищ начальник, постарайтесь на благое дело, ей-богу! Ведь пользы-то государству сколько, а? И нам медок. Председатель у нас голова? У меня на квартире жил! — похвастал дед.