Наконец он пришел.
Опустился на заснеженную землю, схватил горсть снега, вытер лицо.
— Побили их,— хрипло сказал он,— говорят, человек тридцать. _
— Что они, с неба свалились?
— Говорят, лыжники прорвались, а из города подкрепление подкинули. Ну их и окружили... Немцев битых тоже много.
— Вот тебе и ответ на наш разговор,— напомнил Чабановский.— Что ж будем делать?
— Я так предполагаю, что лыжники — разведка, а главные силы где-то километрах в двадцати отсюда. А может, и ближе. Надо идти навстречу.
Гулял по полю ветер, гнал сухой колючий снег. И на вемлю равнодушно глядела старая щербатая луна.
37
Ударные армии, выйдя на белорусское Поддвинье, потеряли наступательную силу. На лесных заснеженных дорогах застряли тылы. Нарушились снабжение и связь. Лыжные батальоны, разведка, конница, пехотные подразделения глубоко вклинились во вражеский тыл, на многие километры оторвавшись от основных частей. А за их спиной еще держались немецкие гарнизоны, с которыми велись жестокие кровопролитные бои.
Между тем немецкое командование стремилось остановить наступление советских войск хотя бы на главных магистралях. Танковый корпус оседлал оба шоссе: на Смоленск и Сурож. Над советскими войсками, наступающими между этими дорогами, нависла угроза попасть в ловушку, и они медленно переходили к обороне.
В расположение одного из передовых лыжных батальонов и вывел Тышкевич свой отряд. Батальон размещался в Малых Луках — селе на берегу болотистой речки.
На опушке леса партизан задержал дозор. Неожиданно из-под елки поднялся человек в белом маскхалате и приказал:
— Один ко мне, остальным оставаться на месте. Да не дурить.
Тышкевич, превозмогая волнение, подошел. Красноармеец был невысокий, коренастый, курносый. Он стоял, широко расставив ноги, молодцевато держа автомат.
— Кто вы и откуда? — спросил он, стараясь придать строгость своему голосу.
Тышкевич смотрел на него и улыбался. Ему хотелось обнять этого курносого парня, который с такой серьезностью нееет службу.
— Секретарь Поддвинского райкома,— доложил он.
— Партизаны, значит. Придется подождать.— Он окликнул кого-то: — Лаврентьев, передай там, что партизаны в районе поста задержаны,— И уж совсем по-свойски спросил: — Ну, как он тут у вас — лютует?
— Лютует,— ответил Тышкевич.
— Одним словом, фашист,— уточнил часовой.— Ну, теперь уж недолго ему топтать нашу землю.
В деревню их пропустили только минут через сорок. Усатый старшина, разместив партизан в двух крайних хатах, попросил Тышкевича немного позже зайти к командиру батальона.
Три первых дня партизаны привыкали к тихой жизни. Мылись в бане, отогревались в теплых хатах, много ели, еще больше спали. Тышкевич держал связь с батальоном. Командир батальона подполковник Черемисов сообщил штабу о Тышкевиче и его отряде.
— А вы, дорогой Иван Анисимович, напрасно волнуетесь,— говорил он, поглаживая редкие рыжеватые волосы.— Отдыхайте, набирайтесь сил. Не будет других указаний, заберу вас с собой. Нашему батальону еще придется по тылам рыскать. Ну, а вы с этой тактикой хорошо познакомились. Так что за милую душу зачислю вас в свой батальон.
Но рыскать по немецким тылам батальону не довелось: пришел приказ отойти. Подполковник посоветовал Тышкевичу пока оставаться в Малых Луках, вероятно надеясь, что эту деревню займет какая-нибудь другая часть.
Два дня на северо-востоке Поддвинья шли бои: гремела артиллерия, стрекотали пулеметы. А потом в Малые Луки хлынула советская пехота. Вместе с ней сюда приехал и уполномоченный ЦК партии. Он зашел в хату, где жил Тышкевич, подал руку:
— Будем знакомы. Стрижак. Говорили, вас нет на свете. Валенда уверял, что вы все или погибли, или за линию фронта пошли...
— А Валенда где? — удивился Тышкевич.
— Он здесь. Верст пятнадцать отсюда. Ну, о нем потом. А теперь давай рассказывай о себе... Я, брат, всем интересуюсь.
Часа два подряд Тышкевич рассказывал о себе, Галае, о Саморосе и остальных, кто вышел из тыла к своим. Стрижак слушал, задумчиво теребя ежик седых волос, изредка о чем-нибудь спрашивал и продолжал внимательно слушать.
В тот же день Стрижак приказал Тышкевичу вести свою группу на объединение с отрядом Баталова. Сам обещал приехать позже. На все вопросы Тышкевича Стрижак отвечал, что пока он ничего не знает, ждет директив.
Баталовцы размещались в небольшой староверской деревне Минино. Когда Тышкевич вошел в хату, где, ему сказали, квартирует Валенда, первое, что он увидел, был черный бородатый лик святого, освещенный синеватой лампадой. Потом уже Тышкевич заметил Валенду, такого же, как и святой, бородатого и черного.
Читать дальше