Мария Прилежаева - Три недели покоя

Проводив Владимира Ильича, Надежда Константиновна возвращалась домой. Долго шла пешком с вокзала, одна. За пять минут до отхода поезда приехал Цюрупа. Проводили, а домой она пошла одна. Надо было сейчас остаться одной! Как ни основательны были доводы разума, что дело требует, что Владимир Ильич рвётся к делу, что чем скорее попадёт за границу, тем лучше для «Искры», для партии, для него самого, тем безопаснее, что не вечность же остаётся жить ей в Уфе, — как ни убедительны были все эти доводы, сердце говорило другое. И стыдливой, безумно застенчивой, сдержанной Надежде Константиновне не хотелось, чтобы люди, даже Ольга Ивановна Чачина, с которой она так дружила, даже Инна Кадомцева или близкий товарищ Цюрупа, видели душевное её состояние. Походит по улицам до полной усталости, перегорит, поутихнет на сердце тоска, тогда вернётся домой. Наверное, мама раскладывает пасьянс, хитря сама с собой, стараясь, чтобы карты легли удачно, предсказывая счастливый путь и исполнение желаний. А завтра вечером кружок у Ивана Якутова. И Юлдашбай будет. Юлдашбай с каждым днём вырастал в её глазах. Как страстно и умно он прочитал «Коммунистический Манифест»! Способный парень.

Надежда Константиновна улыбнулась, вспомнив, как они пришли с Якутовым на вокзал, прибежали из мастерских, вырвались на полчасика, в рабочих засаленных куртках, издали, не приближаясь к вагону, поглядеть на Владимира Ильича. Надежда Константиновна стояла с ним у подножки, заметила их в толпе, легонько подтолкнула Владимира Ильича: «Смотри-ка!» И он заметил. Глазами переговорились. «До свидания, товарищи!» — «До свидания, Владимир Ильич, никогда не забудем!» Он оставил после себя разбуженную мысль, желание действовать, программу деятельности, мечту — всех здесь расшевелил, всколыхнул.

Надежда Константиновна медленно шла, перебирая разные подробности, как он был здесь, в Уфе, две с лишним недели.

Вечер плотнее окутывал город. На Центральной улице фонарщики зажгли фонари. Засветилась в небе неяркая сине-зелёная звёздочка, тихо мерцала. Громадное облако встало на западе лиловой горой. Туда, за эту лиловую гору, уходит поезд, уезжает Владимир Ильич.

Она подошла к дому, когда совсем уже стемнело, и остановилась на минуту у калитки, чтобы передохнуть, окончательно взять себя в руки и, поднявшись по лестнице, отсчитав двадцать пять крутых ступенек, бодро сказать маме: «Мама, чайку, может, нам выпить с тобой?»

И потом рассказать всё подробно, как были на вокзале, о чём говорили, какой был Владимир Ильич, как тронулся поезд и он кричал с подножки «До свидания!», а она шла за вагоном, всё ускоряя шаг, скорее, скорее, почти бегом и наконец отстала.

— Надежда Константиновна! — окликнули из темноты.

От неожиданности она не сразу узнала Лизу.

— Где Владимир Ильич? — спросила Лиза.

— Уехал.

— Как! — воскликнула Лиза. — Уехал! Как — уехал? Как же теперь быть? — потерянно бормотала она.

Надежда Константиновна промолчала и медленно пошла к дому. Лиза следовала за ней.

— Мне непременно надо было его увидать, непременно! — слышала Надежда Константиновна. — Не могу забыть, что он прошлый раз говорил. Думаю, думаю И Добролюбов добавился. Совсем я заплуталась, хотела спросить, заплуталась я.

Надежда Константиновна обернулась к Лизе и в вечерней темноте, сгущённой сумраком сада, долго всматривалась в её осунувшееся лицо, на котором неспокойно сдвинулись высокие брови, сухим блеском блестели глаза.

— Я от них ушла, — сказала Лиза. Что-то в ней оборвалось. Она почувствовала, как ослабели ноги. Ноги у неё подгибались. — Я ушла, — повторила Лиза.

Она не думала этого, когда полчаса назад выходила из дому. Даже шарф не накинула на волосы. Вышла из дому, не зная, куда и зачем. Нет, она знала. Именно Владимиру Ильичу она шла сказать: хочу быть честной. «Чего-то выше, чего-то больше!» — кричало в душе, требовало, звало.

Надежда Константиновна обернулась к Айзе и долго всматривалась в её осунувшееся лицо.

— Я от них ушла.

У неё сами сказались эти слова, и вдруг стало легко, бесстрашно, свободно, словно сняли с плеч неимоверную тяжесть. Она вздохнула глубоко и протяжно.

А Надежда Константиновна вся заспешила, заволновалась, взяла Лизу за руку, повела за собой.

— Идёмте, идёмте к нам, Лиза, скорее. Как же вы ушли? Так, в одном платье? Вырвались от них, убежали. Что будем делать? Придумаем что-нибудь. У меня здесь много товарищей. Завтра переправим вас к кому-нибудь, кто не под надзором Помогут. Уфимцы все народ порядочный. Товарищи у меня все такие хорошие.