Мария Прилежаева - Три недели покоя

— Гласный надзор, барышня, — запивая поросёнка вишнёвой настойкой и всё более от еды и водки краснея, охотно объяснял жандармский полковник, — гласный надзор — значит, приходи в назначенный день и час в полицейский участок, отмечайся, что я, такая-то поднадзорная личность, нахожусь, где начальство предписало мне быть, и без позволенья не имею намерений и прав в иные места отъезжать.

— Срамота-то! — дёрнула плечами хозяйка. Ожерелья и браслеты забренчали и зазвенели на её обширной груди и толстых запястьях.

— За что? — безразлично спросила Лиза.

— За выступления против власти.

— А мы к Игнатке нашему её допускаем! — испугалась хозяйка.

— Игнатку нашего политикой не завлечёшь, — отмахнулся Кондратий Прокофьевич. — И не станет она на Игнатку пороху тратить. Зато науку всякую политические смыслят насквозь. — И жандарму, поблёскивая ястребиными глазками: — Строже надо за ними глядеть! Вы икорки-то, икорки испробуйте.

Жандармский полковник зацепил ложкой зернистой, лакового блеска икры.

— Людишки мои донесли, к учительнице вашей супруг проездом за границу пожаловал. И он из таковских. Людишкам своим приказание дал последить.

— Срамота-то!

Лиза успешно усвоила институтские уроки Татьяны Карловны: громко удивляться и слишком открыто показывать чувства не принято в обществе. Надо быть сдержанной, неболтливой, спокойной. Лиза откушала окрошки и жареной индейки, правда совсем маленькие порции.

— Талию соблюдаете? — любовно улыбнулся Пётр Афанасьевич.

Она ему нравилась. Она вся ему нравилась, с тоненькой талией, невинными голубыми глазами, всем поведением.

Лиза заученно ему улыбнулась.

После обеда мужчины уселись за ломберный стол играть в преферанс, а Лиза ушла к себе, заперлась, встала у окна, хрустнула пальцами и вдруг заломила руки, в таком одиночестве, безысходном одиночестве. Что делать? Куда бежать? Бежать ли к ним, этим прекрасным и особенным людям, которых ссылают и назначают под гласный надзор? Бежать, предупредить, что жандармский полковник грозится, что людишки его последят Какая в этом для Ульяновых таится опасность, Лиза не совсем понимала. Но что-то унизительное, тёмное было в угрозе полковника.

«Пойду и скажу: знайте, за вами собираются следить. Непременно пойду и скажу. Вдруг что плохое с ними случится? Скорее, скорее надо сказать им, что жандармский полковник».

Она надела соломенную шляпу, перчатки и выскользнула из дома, никем не замеченная. Но на улице сомнения её охватили. «Зачем я иду? Что с ними случится, если жандармские людишки станут за ними следить? Разве Ульяновы делают что-то против закона? Зачем я иду, ведь Ульяновы не хотят меня знать, они меня избегают».

И может быть, она не пошла бы, если бы за воротами почти не столкнулась с высоким юношей, плоское, неподвижное, как из камня, лицо которого и чёрные глаза, жгучие и настойчивые, остановили её. Она вспомнила, что уже видела юношу.

Где? Когда? Не раз она видела из окна на улице возле дома это плоское смугловато-бледное лицо, странно напряжённое, с выпытывающим и ищущим взглядом. Это был он.

— Вы из этого дома? — спросил Юлдашбай.

— Да.

— Дочь хозяина?

— Нет.

— Что вы делаете в доме?

— А вам что?

— В этом доме живут подлые люди.

Он прислонился к стене дома и хмуро и презрительно глядел на неё.

У Лизы горько заныло сердце. Как трудно жить, как трудно. Она не знает, как разобраться ей в жизни. Нет у неё близких людей, кто помог бы. Татьяна Карловна? Худая, постная, с вытянутым лицом и правилами на каждый жизненный случай?

Пётр Афанасьевич? «Прынцессочка, позвольте шейку поцеловать, украшеньице жизни моей».

Лиза хрустнула пальцами. Звук, похожий на сдавленный плач, вырвался из горла. Юлдашбай внимательно на неё поглядел.

— Вы не ихняя?

— Нет. А вы кто?

— Грузчик, — ответил Юлдашбай.

— Грузчик? — изумлённо, почти в страхе спросила Лиза.

Казанские грузчики и их забастовка стояли у неё перед глазами. И чувство будто недозволенного кем-то, жуткого и дерзкого участия и интереса к ним, тем казанским бастующим грузчикам, вновь поднялось в ней.

— Ты грузчик?

— Был раньше рабочим, заводским. Буду снова рабочим. Когда-нибудь поступлю на завод. Да разве ты понимаешь?

— Понимаю, понимаю. Ты не думай. Я не богачка.

Они заговорили на «ты», и преграда между ними как будто разрушилась.

Они уже шли рядом, почти плечом к плечу, торопливо уходили от дома. Лиза хотела разузнать, кто же они, хозяева длинного, выкрашенного под кирпичную краску многооконного дома, с кружевной резьбой деревянных наличников, с двумя фонарями возле подъезда и комнатами, где мещанские половики, позолота и богатая бронза? Кто они? Хозяйку и хозяйскую дочь она ненавидела. К Игнатке равнодушна. Жених? Он другой, он другой! Любит Лизу. Знаете ли вы, что такое любовь? Когда на всём свете у тебя никого нет, вдруг приходит любовь. Лиза выйдет замуж и будет образовывать Петра Афанасьевича, научит его слушать музыку «Бойся моей судьбы, — говорила Татьяна Карловна. — Я тоже когда-то была молодой».