Мария Прилежаева - Три недели покоя

Тут Елизавета Васильевна внесла щи, и они сели обедать, а затем уйдут любоваться окрестностями, «как все люди». Тем более приезжие. За обедом Надежда Константиновна решительно заявила, что, как хотите, ни за что не будет говорить о делах. И через минуту:

— Да, вчера была важная, важная встреча, верно, Володя? Все остались очень преданы «Искре». Всколыхнулись, загорелись. И заметь, Володя, Пискунов-то вовсе обратился в нашу веру. Теперь в Нижнем будет прочная база для «Искры». Пискуновы приедут из отпуска, Ольга Чачина после ссылки вернётся. И рабочие в Нижнем надёжные Да что это я снова о деле? Отдых, отдых! Лучше расскажу о другом, совсем из другой оперы расскажу.

Она рассказала о Лизе. Её тронуло, как Лиза говорила о Владимире Ильиче и во всех Ульяновых уловила особинку. Надежду Константиновну тронуло это.

— Хорошенькая девочка, но решительно неоригинальна, институточка, — ответил Владимир Ильич.

— Нет, Володя, какая-то в ней есть непосредственность.

— Допускаю. И известная доля порядочности есть. (Владимир Ильич не забыл, как на пароходе Лиза предупредила, что понимает немецкий.)

— Что ж вы хотите: и хорошенькая, и порядочная, — чего вам ещё? — сказала Елизавета Васильевна.

— В самом деле, Володя, ты уж слишком к ней строг. Право, она ничего.

— Когда хорошенькая девочка продаётся или позволяет себя продавать.

— Она невеста, — возразила Надежда Константиновна.

— Ничего не меняется, оттого что невеста. Узаконенная форма купли-продажи. Она юна и красива, он коммерсант, делец с туго набитой мошной, вдвое старше её, весьма поживший, потасканный жуир и пошляк, берёт в жены институточку для придания дому особого шика, а она с ангельской невинностью позволяет себя покупать, облекая куплю-продажу в романтический флёр. Старая пошлая история, весьма распространённая и благословляемая буржуазной моралью.

— Ну и разделал! — удивилась Елизавета Васильевна. — Под орех разделал!

— Не прав? — быстро спросил Владимир Ильич.

— Прав-то прав, да историй этаких на каждом шагу, а как с ними поборешься?

— Только изменением всего строя, экономики, политики, законов, взглядов, морали.

— Э-э, батюшка мой, это когда-то будет…

— Можно войти? — послышалось из соседней комнаты, куда был вход снизу по узенькой лестнице.

— Полюбовались окрестностями! — с насмешкой шепнула Елизавета Васильевна. — Где уж! Политика вас разве отпустит? Входите, кто там?

Вошла барышня в сиреневом платье.

Надежда Константиновна внутренне ахнула, смешалась и, кидая растерянный взгляд на мать и Владимира Ильича:

— Это Лиза.

— Я к вам пришла.

Был воскресный день. По воскресеньям у Кондратия Прокофьевича обед бывал ранний и долгий. Подавались заливная осетрина пудового веса, поросёнок под хреном, немереными фунтами ставилась в Хрустальных вазах икра, готовилась окрошка со льдом, жарились индейки и всякие другие стряпались жирные и пряные кушанья, и какой-нибудь почётный гость непременно сидел за обильным столом, уставленным домашними настойками и покупными дорогими винами. В это воскресенье гостем была важная персона, зачем-то, видимо, хозяину нужная, — жандармский полковник, тучный, толстоносый, невыразительной внешности, известный на всю Уфу любитель поесть и попить. Впрочем, и хозяин с хозяйкой кушали с отменным аппетитом.

— Третьего дня проезжаю по служебным обязанностям в нужном направлении мимо вашего дома, барынька от вас из ворот выбегает. В шляпке, в кофточке беленькой, не барынька, а репетиторша, как можно по книгам понять, как я и понял, репетиторша, но что-то личность знакомая. Вглядываюсь: так и есть, под гласным надзором, ссылку у нас, в Уфе, доживает, Надежда Константиновна Ульянова-Крупская, ваша учительница.

Лиза вся обмерла. Учительница Надежда Константиновна ссыльная. Тоже ссыльная? Что это значит, что все ссыльные, кого Лиза знает, необычные люди? Сёстры Невзоровы. Красивы, умны. А Надежда Константиновна? Лиза видела её два раза. Она обаятельна. Лёгкая, тоненькая, с пушистой косой, с каким-то особенным, серьёзным и пристальным взглядом.

— Что такое «гласный надзор»? — небрежно спросила Лиза.

Татьяна Карловна учила: любопытство есть не что иное, как невоспитанность. Надо скрывать любопытство. Если уж крайне любопытно что-то узнать, надо, если ты находишься в обществе, придать вопросу безразличный тон, сделать вид, что в общем-то тебе всё равно.

— За что бывает гласный надзор? — безразличным тоном спросила Лиза.