— Про то и речь, что налетят на приданое. Красоты бог не дал, а миллион-то на что?
«Господи! — взмолилась Лиза в душе. — Когда это кончится? Эта казнь, унижение! Зачем я здесь? А он почему молчит? Почему он за меня не заступится?»
Пётр Афанасьевич ёл, пил, со вкусом вытирая после рюмки салфеткой усы, за Лизу не заступался, но всё пробовал перевести разговор на другое, вставляя вопросы про Уфу, торговлю, каких-то давних знакомых, какой-то уфимский завод, владельцем которого он, Пётр Афанасьевич, был. Лиза просидела обед, не подняв глаз, едва притронувшись к пище.
— Тихую игрушечку отыскал, — пьянея, сказал Кондратий Прокофьевич.
— Не простая игрушечка — потомственного дворянского звания.
— Нашими капиталами и княжна не побрезгует, а?
После обеда Александра проводила Лизу в отведённую для неё комнату в два окна на улицу, с полосатыми половиками, пышной кроватью и зеркальным шкафом.
— Давай помогу наряды развесить, — вызвалась Александра. — И всё? — увидев пять Лизиных платьев. — Всё и наряды?.. Вот так наряды — смех! А приданое где?
— Приданое, — Лиза запнулась, ища выход, ненавидя эту толстую, с пуговичным носиком. — Приданое в Нижнем. Ведь мы в Нижний после свадьбы вернёмся.
— А-а, — поверила Александра. — А подвенечное?
— Подвенечное…
Господи боже мой! У неё нет подвенечного. В чём она будет венчаться? Пётр Афанасьевич сказал — не надо ни о чём беспокоиться, и Татьяна Карловна сказала: «Пётр Афанасьевич всё берет на себя. Доверься. Он старше. Он» О! Как трудно, как трудно жить! Где Пётр Афанасьевич? Почему он бросил меня с этой толстой и злой? Зачем он привёз меня сюда, в эту противную Уфу? Ах, скорее бы свадьба!
— Подвенечное после пришлют, — через силу промолвила Лиза.
— Как ты его приворожила-то? — любопытствовала Александра. — Околдовала ты его, богача да красавца, чай, за ним со всего Нижнего невесты гонялись! А как вы на пароходе-то ехали, как чужие или как, а?
— Пока мы невенчанные, он даже Лизой меня не смеет назвать, — вскинув голову, надменно ответила Лиза.
Но мужество изменило ей, лицо удлинилось, рот жалко сложился, сейчас польются слёзы.
— Александра! — позвал голос матери.
Александра ушла. К счастью, ушла. А Лиза опустилась на пышную постель с пуховой периной и горой подушек. Сплела пальцы. «Не буду плакать. Ни за что. Слышите, вы, ни за что! Завидуйте мне. Я красивая.
Скоро буду богатой. У меня всё будет, что захочу. Завидуйте мне. Завидуйте мне!»
Она прикусила губу, чтобы не заплакать. Перед глазами встала молодая женщина в белой кофточке, как её увидала на пристани, когда подплывал пароход. Лизе врезалось в память выражение лица её, удивительное выражение не таящейся огромной любви.
10
Марии Александровне не понравилась Уфа, душная и пыльная, несмотря на сады, с душными и пыльными, немощёными улицами. Не понравилась квартира Крупских — крошечные комнатки в мезонине; из столовой и спальни (если можно назвать столовой и спальней тесные клетушки, разделённые аркой) вид на крышу, пышущую жаром и разогретой краской. Лестница такая узкая, что приведись чуть потолще человеку подниматься, застрянет на второй же ступеньке — ни взад ни вперёд. А крутизна! Марию Александровну утомляла эта крутая, извилистая, узкая лестница — годики-то немолодые всё же. На пароходе отдохнула, а здесь, хотя с заботой и лаской встречена Надей и Елизаветой Васильевной, как-то не могла и не могла приспособиться. И уголка своего нет в этих комнатушках-коробочках, а она привыкла, чтобы был свой уголок, быстро устала в чужом месте и на второй день начала собираться домой. Задача у Марии Александровны была: добиться для сына перед отъездом за границу свидания с женой. Власти не давали Владимиру Ильичу разрешения на поездку в Уфу. Мария Александровна ездила в Петербург выхлопатывать сыну и себе разрешение. Себе — потому что Владимира Ильича одного в Уфу не пускали.
— Спасибо, Мария Александровна, — сказала Надя.
Другая свекровь, может, осталась бы недовольна, что мало выражено благодарности. «Спасибо». И всё. «Спасибо» — а чего стоило Марии Александровне добиться, сколько выдержки и такта в разговорах с чиновниками! Но Мария Александровна понимала свою стеснительную невестку, боящуюся пуще всего громких слов. Не вышло у них и откровенного, по душам разговора. Ждали встречи, мечтали! Надежда Константиновна после напишет Маняше: «Когда я получила письмо от Володи, что вместе с ним приедут Мария Александровна и Анюта, я очень обрадовалась и всё думала, как поговорю с Анютой и о том, и о другом. Хотелось поговорить о многом. Но когда они приехали, я чего-то совсем растерялась и растеряла все мысли».
Читать дальше