— Держите, — Ганин протянул ему очки.
Андрей их надел. Рассеянно огляделся. Медленно приходил в себя.
— Поговорить надо, — сказал Ганин.
— А который теперь час?..
Шли через кустарник. Ветви кутал туман. В уже светлом небе, догорая, тлели последние звезды.
Песчаная коса. Река. Автомобиль.
От воды тянет холодом. Зябко. Лариков поежился. Был в одной рубашке.
— Где она? — спросил Ганин.
— Ася? — сразу понял Лариков. — Я не знаю. Я у тебя спросить думал. Мне самому повидать ее нужно. Я перед ней виноват.
Свет прибывал. От горизонта к лесу медленно двигались темные облака.
Ганин полез в карман. Вытащил телеграмму. Протянул Ларикову:
— Вот.
Лариков прочитал:
— Ясно…
— Что вам ясно?
— Что хороший она человек. Я вот думал — уехать мне надо. Просто твердо решил, что пустое…
— Что пустое?
— Все эти слова мои к вам. И вот тут она появилась. До меня и дошло, что, может быть, все правда… Если дело, конечно, делать. Поступки, знаешь ли, совершать.
— Уезжай, — вдруг попросил его Ганин.
— Это, Ганин, теперь извини уж, — покачал головой Лариков и смутно улыбнулся чему-то. — Это, Ганин, теперь уж дудки. Я, понимаешь, хоть одного, а выучил. Это тоже, наверное, много. От любого хорошего человека, знаешь, как круги по воде.
Ганин глядел в сторону, время от времени налетал ветер, теребил полы плаща.
— Никуда я, Ганин, отсюда теперь не уеду, — твердо повторил Лариков. — Никогда.
— Хотите, на колени встану? — неожиданно предложил Ганин.
— Зачем? — удивился Андрей.
— Что хотите… только ей скажите, она вам одному верит…
— Что я ей могу сказать?
— Пусть вернется. Попросите. Я без нее вот, оказывается, просто жить не могу… понимаете?
— Как же я такое просить стану?
На небе догорали последние звезды. Отрепья низких туч, казалось, отовсюду собирались над рекой. Прошелестел лес. Ветер качнул заречные травы. Рябил водой. Хлопнул лариковской рубахой.
— Значит, никак не можете?
— Никак.
— Жалко. А что у вас с ней?
Лариков пожал плечами:
— Ничего. Я пойду, пожалуй… холодно.
— У меня в машине ружье, — сказал тогда Ганин. — Я его украл у отца. Сейчас я его возьму и тебя убью.
— Глупости какие, — удивился Лариков. — Жаль. А я вот только за тебя порадоваться хотел… — Лариков повернулся и, не прощаясь, пошел прочь.
Ганин недолго смотрел ему вслед. Потом повернулся и пошел к машине. Открыл дверцу. Влез внутрь.
Ружье стояло рядом, прислоненное к соседнему сиденью.
Ганин вставил ключ в зажигание. Мотор завелся сразу. Ганин оглянулся. Через заднее стекло снова видел, как неторопливо уходил Лариков.
…Тогда Ганин взял ружье.
Вылез из машины. Мотор все работал.
— Эй, — крикнул Ганин Ларикову вслед и пошел. Ружье нес в правой руке, дулом к земле.
Лариков остановился. Ждал Ганина. Тот подошел близко.
— Значит, никак ей этого сказать не можешь? — опять спросил Ганин, и голос его не выражал почти ничего.
— Нет, не могу, — подтвердил Лариков.
— Понимаю, — огорчился Ганин и выстрелил в него не целясь, снизу откуда-то, от бедра.
Попал в живот. Лариков едва дотронулся до живота, и рука показалась черной. Такая темная оказалась у него кровь, обильная и черная отчего-то.
Лариков не сказал ничего. Отвернулся и почему-то побрел в глубь воды. Потом у него подвернулись колени, и, покачнувшись вперед, он упал плашмя.
Ганин неторопливо вернулся к машине. Мотор все работал.
На реку Ганин больше не глядел.
Он сел за руль, ружье поставил рядом. Как было, аккуратно прислонил к соседнему сиденью…
…Ганин обернулся.
Через заднее стекло видел, как Лариков неторопливо шел, уходил кромкой берега, живой и здоровый.
Ганин глядео неподвижно.
Прислоненное к сиденью ружье стояло рядом… И тогда Ганин ружье все же взял…
Открыл дверцу наружу. Ружье поставил прикладом на песок. Стволы сунул в рот.
Ощутил нёбом жутковатый холод металла, дыры стволов.
Исхитрился нажать курки разом. Тупо и сильно ударило в затылок…
…А Лариков все уходил по песчаной кромке речного берега. Ганин глядел ему вслед. Ружье стояло на месте нетронутым…
Ганин отвернулся. Думал. Вот тут и пошел снег. Он опускался с неба густой и очень белый, падал на ветровое стекло. Мотор работал — снег таял сразу.
Читать дальше