Сергей Соловьёв - Спасатель

Ася вышла на песок. Немного прошла. Вилька молча прошел мимо. Не оглядываясь, скрылся в доме.

В одиночестве она еще немного постояла на месте. Подобрала лодку с песка. Поплелась прочь…

Он догнал ее с ворохом одежды в руках.

— Не надо, — сказала ему упрямо, дрожа. 3уб на зуб не попадал. — Я ни о чем тебя не просила.

— Стирано-глажено, — будто ее не слыша, ответил Виля. — В дальнюю дорогу. В казенный дом. Руками родной мамы. Обидишь. В кабинку иди, — показал рукой. — Ты не связывайся со мной лучше, сама иди…

Стояла в кабинке. Сверху над дверцей — голова. Снизу — ноги. Пусто.

Лариков прислонил картину к поручню перед магазинной витриной. Сам звонил кому-то из будки телефона-автомата.

Не отвечали. Долгие гудки. Взгляд был растерянным.

Вышел из автомата. Прислонился к поручню. Картина рядом. Чего-то соображал.

— Господи, — перекрестилась проходившая мимо бабка. — Люди совсем стыд потеряли…

Лариков на нее внимания не обратил.

— Вот, — Вилька вытащил на стол бумажный сверток. В нем — котлеты, помидоры, хлеб…

Опять полез в котомку.

Витой венский диван был прислонен к беленой стене веранды. Ася сидела на диване. На ней были Вилькины брюки, его рубаха, свитер. Еще мокрые волосы прилипали ко лбу.

— Затырка, — объяснил ей Виля, достав со дна мешка непочатую бутылку водки. — Противозаконный припас, конечно. Но с утра так голова раскалывалась…

Ася на него не глядела, окаменев.

— Растереться, конечно, можно, — предложил Вилька, но тут же передумал. — Но это, я думаю, пусть Рокфеллер растирается. Мы люди простые…

Взял стакан, плеснул. Протянул Асе. В другой руке — хлеб с котлетой.

— Рвани, — предложил ей. — Отойдешь сразу.

Ася молчала.

Виля тянул руку.

— Я назад не пойду, — вдруг сказала она ему. А потом из горла ее вырвался какой-то сип. Хотела сдержаться, но оттого слезы хлынули по щекам обильнее. Асю било. Она прикусила себе руку. Сильно. До страшной боли. По руке поползла струйка крови…

Вилька замер.

Асю трепала истерика.

— Нашелся тоже, — вскрикивала она невнятно. — Никого ни о чем не просила… Назад не пойду…

Ее раскручивало.

Вилька поставил стакан на стол. Хлеб и котлету положил рядом.

Речи Аси становились все бессвязнее. Смысла их Виля уже не понимал.

Она содрогалась.

Тогда, и сам уже не соображая, что делает, он вдруг сильно ударил ее по лицу. Раз. И еще раз.

Она изумленно поглядела на него и откинулась к стене. Вдруг затихла.

— Перестань, — мучительно тихо попросил ее Виля.

А потом осторожно, почти неслышно дотронулся ладонью до щеки.

— Как же это? — удивился Вараксин.

— А я и сам не пойму, знаешь, — огорчался Лариков, — вроде вор. И прошел так тихо, чтобы травой не шелохнуть…

Сидели во дворе телестудии. Лавочка стояла среди деревьев. Прямо в траву были свалены остатки каких-то декораций. Лариковская картина затерялась среди них.

— Вот мне вчера тридцать три стукнуло, — сказал Лариков, соображая, — и Лермонтова, понимаешь, действительно уже застрелили. Она мне про это еще с утра вчера сказала.

— Кто?

— Веденеева.

— А Лермонтов тут при чем?

— Видишь ли, Коля. Я до института косноязычием мучился. А теперь вот преодолел. Ты меня хоть во сне разбуди, я тебе такое порасскажу. Заслушаешься. И все, понимаешь, красиво, тонко, умно…

— Профессия?.. — осторожно предположил Вараксин.

— Не в этом дело.

— А в чем?

— В соответствие приводить надо…

— Что?

— Да слова с делами. Или дивных тех слов даже под пыткой не говорить.

Помолчали. Вараксин в тишине подкидывал шляпу. Подкинет — поймает. И опять. А вокруг птички щелкают.

— А ты вот уехать хотел, — в раздумье сказал наконец Вараксин, — нехорошо…

— Что?

— Да вроде напраслину возводил. На ребят. На себя. А они-то, гляди, — приводят… в соответствие. В то самое… Получается, понимаешь, что они-то уже приводят, ну а мы, понимаешь ли, все о том говорим, говорим, говорим…

Шляпа ловко летала в воздухе. Вниз-вверх. Вниз-вверх. Птички щебетали беспечно. Деревья глухо шелестели начавшей желтеть листвой.

Ноги Вилька опять закинул на балюстраду. Сам в кресле. Тихонько посвистывал. Независимо и протяжно. Глядел в бинокль.

Ася все в прежней позе: на диванчике, опершись головой о беленую стенку.

— Согрелась? — спросил, не повернув головы.

Ответила не сразу. Но все же ответила: