Сергей Сергеич оглянулся. Его трясла за руку Дуся. Он узнал ее и улыбнулся.
— Господи, — сказала Дуся. — Какой потный! Тебе что-то привиделось, Сергей Сергеич?
Все было как прежде. Он испугался, потому что снова забыл ее имя.
— Ты… — он почти крикнул.
— Дуся, Дуся я! — Она тут же припала к нему, положив голову в ямку, туда, где плечо и ключица. — Да успокойся, Сергей Сергеич, это я виновата, вот ведь дала посмотреть, растревожился, вспомнил.
Она вывела его в комнату, где гости ждали Соню. Горела люстра, все лампочки были зажжены, давно в комнате не было такого большого света.
Сергей Сергеич дрожал.
— Чего он? — шепотом спросила Клава и оглянулась — никто, кроме нее, ничего не заметил.
— Войну вспомнил, — сказала Дуся.
Она посадила Сергей Сергеича в кресло, повернула к людям — пусть послушает разного разговора.
— Придет Соня, — объяснила Дуся, — и сразу сядем.
Александр Степанович кивнул согласно, оторвал взгляд от зятя, потер ладонь.
— Чайку бы не худо с мороза. Ну, — продолжал он, как бы не прерываясь, — рассказывай, как житуха?..
— Дел полно, Александр Степанович, сдаю спектакль, едва приехал.
— И мы крутимся, Юра, — упрекнула Ника Викторовна. — То дрова, то ремонт, то клубни перебираем. У нас садоводство.
— Перепутала божий дар с яичницей, — встряла Клавдия.
Александр Степанович крякнул, оставил обидное замечание без ответа, повернулся к зятю:
— А ты, брат, решил деньгами отделываться? Носу не кажешь. Это твоя дочь!
— Летом буду.
— Посмотрим.
Дуся стояла рядом с Сергей Сергеичем, обняв его за плечи.
Подошла Серафима Борисовна, поглядела на Дусю, пододвинула стул.
— Сердце щемит, как к непогоде… — тихо сказала Дуся.
— Ты просто устала, шутка ли, такой стол в наше время…
— Стол — одна радость, — улыбнулась Дуся. — За Сергей Сергеича испугалась…
Весело зазвонило в дверях, и все сразу оживились, — это, конечно, Соня. Она распахнула дверь и сразу же, в пальто и в мохнатой шапке, влетела в комнату, расставляя на ходу треногу.
— Ой, — кричала счастливая Соня. — Сейчас сделаем снимок!
— Давай, Соня, все страшно проголодались.
Кошечкин достал папиросы, выбил щелчком одну, помял в пальцах — она лопнула. Он тяжело поднялся, ссыпав в пепельницу табак из пригоршни, вернулся к зятю.
— Мать очень мне угодила, — кивнул он в сторону Дуси. — Привезла луковицы редчайших тюльпанов. Спекулянты за такие по три шкуры дерут. Да еще не достанешь.
— С нее, наверное, не меньше содрали, — буркнула Клавдия.
Александр Степанович как не заметил.
— Я-то больше Художник люблю. Сорт хороший. Но Большой театр — это шедевр. У меня сосед-генерал с ружьем бережет.
— Трудно за цветами ухаживать? — спросила Серафима Борисовна.
— Ерунда! — со знанием возразил Александр Степанович. — Главное, любить. Сейчас Ксюша многое знает, хотя и ребенок.
Он поискал глазами внучку.
— Ксюх! Какая должна быть глубина почвы, в которую сажают тюльпаны?
— В три луковицы, — без запинки ответила Ксюша.
Все, кроме Сергей Сергеича, рассмеялись.
— А удобрение?
— Навоз.
— Ты что? — огорчился Александр Степанович.
— Почему не думаешь, — крикнула Ника Викторовна тонко. — Что вы с дедушкой собираете?
— Дрова.
— Какие дрова? Листья!
— Ага, листья.
— Так какое удобрение?
— Перегниль.
— Перегной, — поправил Александр Степанович.
Соня уже разделась, прищурившись разглядывала гостей, как бы обдумывая кадр. Подошла к Сергей Сергеичу, слегка повернула кресло, именинник должен смотреть в объектив, с правой стороны приставила к нему Дусю, велела держать руку на его плече, остальных тоже приблизила к юбиляру.
— Оставьте мне место около Юры, — попросила Соня.
Гости толпились, Александр Степанович будто и не услышал Сониной просьбы, устроил Нику Викторовну за Юриным стулом, сам сел рядом, а Ксюшу взял на колени.
— Ну, пожалуйста, Александр Степанович, встаньте, — просила Соня. — У меня будет две секунды, я должна сесть, иначе могу оказаться не в кадре.
Кошечкин не ответил.
— Ну что тебе, жалко? — сказала ему Клава. — Освободи место, она же снимает.
Александр Степанович встал недовольный, поставил перед собой внучку.
Соня наводила аппарат. Сергей Сергеич сидел неподвижно, его вроде бы ничего не касалось. Рядом стояла, держась за него, Дуся, ее правая рука лежала на сердце. Дуся широко улыбалась, но в глазах было много усталости и грусти. Дальше стояли худой Никита Данилыч, маленькая Серафима Борисовна и Галина.
Читать дальше