Лев Канторович - Рассказы (1939-1941 годы)

Кореачук шел впереди. Он шел по грудь в снегу и прокладывал путь остальным. По­граничники двигались гуськом. Идти было трудно. Шли медленно.

Солнце зашло, серели сумерки, и в лесу было почти темно.

Пограничники шли молча.

Впереди раздались голоса. Коренчук прислу­шался. Впереди говорили по фински. В лесной тишине ясно слышны были голоса. Коренчук вынул гранату и пошел. Пограничники шли за ним. Так дошли они до края леса, и Коренчук увидал окопы финнов.

Какова численность врага, установить было трудно, да Коренчук и не думал об этом. Он обернулся. Пограничники шли за ним.

Тогда Коренчук замахнулся гранатой и во весь голос крикнул:

— Рота! Гранаты к бою! В атаку!

Коренчук крикнул и, бросив гранату, бросился в окопы. Пограничники не отставали от него.

Что происходило в первые несколько минут, трудно было понять. Пограничники ворвались в окопы и схватились с врагом врукопашную. В тесном окопе нельзя было размахнуться, и пограничники били прикладами к штыками.

Финны растерялись.

Нападение было так внезапно и решительно, что в панике финны не знали, где свои и где чужие. Финский офицер ударил по плечу по­граничника и по-фински что-то скомандовал. Офицер так и не узнал своей ошибки... штык пограничника сразил его.

Финны спасались бегством, они выскакивали из окопа и бежали в лес. В окопе оставались раненые и убитые. В окопе оставалось брошен­ное оружие.

Только отбежав далеко от окопа в лес, финны поняли, что произошло. Они открыли огонь и вер­нулись к окопу, но пограничники уже отходили.

Финны много писали в своих газетах, финны очень много кричали о том, что-де против де­сяти русских устоит один финский солдат.

Разведка вернулась на командный пункт без потерь.

Замполитрука Коренчук сразу же получил другое боевое задание.

Полк несколько дней не выходил из боя, и пограничники сражались без отдыха несколько дней, и Коренчук был одним из лучших бойцов.

* * *

Партийное собрание единогласно решило пе­ревести замполитрука Коренчука из кандида­тов в члены партии.

После собрания я попросил Коренчука рас­сказать поподробнее о бое с финнами в окопе.

Коренчук пожал плечами и нахмурился.

— Что ж рассказывать, — сказал он, — все было очень просто... Вот люди у меня во взводе замечательные! О, это героический народ! Грахов, Николаев, да в общем все бойцы. Все едино шли в атаку, все едино бились...

Мы вышли на крыльцо.

Коренчук улыбнулся.

— А хорошие здесь места в Карелии,— ска­зал он негромко,— только холодно...

Ели окружали домик штаба.

Ели были белы от снега.

Солнца уже не было видно, ко небо еще светилось па востоке. На западе глухо слыша­лись удары пушек.

Наверху снег был еще совсем хороший и отличное скольжение, и он целый день взби­рался на вершины холмов, съезжал до плато и снова взбирался до вершины. От блеска снега его глаза слезились, а когда он закрывал глаза, оранжевый свет проникал сквозь веки.

Весь день ни одного облака не появлялось на небе, и солнце грело совсем по-весеннему, и снег так сильно отражал свет, что казалось, будто от снега исходит тепло.

Он в хорошем темпе взбирался наверх и честно работал, упираясь палками и широко расставляя согнутые в коленях ноги, ему ста­новилось жарко, и пот стекал по его лицу. На вершинах он отдыхал — немножко, несколько секунд — и потом устремлялся вниз, и скольже­ние было отличное, и на больших скоростях он поворачивал то влево, то вправо, клонясь всем телом и взмахивая палками. От скорости воздух становился упругим. Ветер резал глаза.

Несколько раз он падал и весь зарывался в снег.

Лежа на снегу, было хорошо смотреть на бледносинее и пустое небо. Всякий раз, как он падал, он некоторое время лежал на спине и смотрел на небо. Потом ему становилось хо­лодно, он вскакивал и отряхивался от снега, как собака.

Он никогда не скучает, если он совсем один.

Он мог бы всю жизнь ходить так на лыжах и, падая, лежать на снегу, пока не станет хо­лодно, и смотреть на небо.

Если он ударялся, он сердито говорил сам с собой, а когда хорошо получался поворот, он негромко вскрикивал.

Часов около пяти он пошел вниз.

По ущелью он съехал прямо в долину. Ущелье все было в тени, и лыжи гремели по замерз­шему насту, и к концу спуска скорость стала такой, что он едва устоял на ногах.