Анатолий Соболев - Якорей не бросать

Вечером должны были уйти в рейс. Это мне сказали в отделе кадров, когда вручали предписание. Правда, бывалые моряки заверяли, что в понедельник ни за какие коврижки не отойдем от причала. Ни один капитан не согласится на это. Будет тянуть волынку, находить всякие причины: то груз взят не полностью, то воды нет на борту, то документы не подписаны; будет тянуть, пока не дотянет до вторника. Хоть две минуты после «ноля», но чтоб вторник был, ибо существует испокон веков моряцкое суеверие — в понедельник в море не выходи, рейс будет худой.

Я в это верил и не верил. Но уже знал, что отход «Катуни» несколько раз откладывался. И все же бесконечно отодвигать его нельзя. Судя по тому, как лихорадочно загружалось судно, — должны отойти. Я притащил с собой тяжелый чемодан с барахлом. Пока донес его от проходной до судна, стоящего, как нарочно, в конце порта, у самого дальнего причала, упрел. Но самое обидное — все, что я напихал в чемодан, не пригодилось потом в рейсе.

«Катунь» производит впечатление. Траулер пришел после ремонта из Штральзунда как с иголочки — выкрашен, надраен, блестит. У судна красивые современные обводы, легкость и экономность линий, своей строгостью и стремительностью напоминает военный корабль. На борту этого красавца мне предстоит проплавать шесть месяцев.

Пока я соображал, что же ответить вахтенному насчет подмены его у трапа, он вдруг заорал во всю луженую глотку:

— У тебя что — глаза на затылке!

Я опешил. Не сразу сообразил, что это не мне. Крановщик, поднимая тяжелую катушку с тросом, шаркнул ею по светло-серому нарядному борту и оставил грязный мазутный след. Всю красоту испортил. Эх!

— Где начпрод, где шеф-повар? — крикнул кто-то грозным голосом сверху («Наверное, боцман», — подумал я и не ошибся). — Чего они продукты не уберут!

Машинист крана снайперским ударом сбил ящик с верхушки большого вороха всякого инвентаря, и капустные кочаны вольготно и весело раскатились по палубе.

— Эй-эй! — закричал, появляясь в дверях, румяный парень в белой короткой куртке нараспашку и в поварском колпаке. — Чего ты делаешь!

— На вальс приглашает, не видишь, — пояснил боцман. Он сидел в шлюпке и сматывал в бухту тонкий капроновый конец.

А крановщик уже прицеливался к мешкам с картошкой, и барабан с тросом угрожающе качался над палубой, описывая широкие амплитуды. Кок юркнул обратно в дверь, захлопнув ее за собой. Матросы, пригибаясь и втянув головы в плечи, шмыгнули за укрытия. Мы с вахтенным дружно присели.

— Сейчас подмайнает и шарахнет, — обнадежил вахтенный. Нарисовал, так сказать, яркую картинку недалекого будущего.

На этот раз машинист снес мешок с картошкой, и она шрапнелью брызнула по палубе.

— Маладэц, кацо! — раздался насмешливый голос с грузинским акцентом. — Красыво бьешь. Варашиловский стрэлок!

Я поднял голову и увидел на шлюпочной палубе молодого лысого грузина в яркой цветной рубашке и в шлепанцах. Он стоял, облокотясь на леер, и с интересом наблюдал, как машинист крана, распоясавшись, держит всех в страхе.

— Чэго мелачишься с картошкой! Бэй сразу по рубке, по стеклам!

Крановщик внял совету, и катушка с тросом, набрав амплитуду, понеслась на грузина.

— Какой паслушный, вай, вай! — крикнул грузин и припустил в рубку, потеряв шлепанец.

Под шумок и я постарался унести ноги. За спиной что-то трещало. Видать, крановщик вошел в раж и крушил на палубе все подряд.

— Скажи там старпому, Мартов смену просит!—крикнул мне вслед вахтенный.

— Скажу, — пообещал я и пошел искать начальство, что оказалось сделать не так-то просто в незнакомом лабиринте коридоров и этажей.

Навстречу попался парень, я спросил у него, где каюта старшего помощника.

— Да вот же, прямо перед тобой, — он ткнул пальцем в дверь, окрашенную белой краской. — Видишь, написано «ВК» — высший комсостав. Стучи.

Я постучал раз, постучал два, вежливо. Потом постучал сильнее и все время видел боковым зрением этого парня, он стоял в конце коридора и чего-то ждал.

— Да входи! — крикнул он мне. — Чего стесняешься.

Я открыл дверь.

Передо мною был гальюн. Буквы «ВК» на двери означали — ватерклозет. Услыхал за спиной удаляющийся жизнерадостный хохот. Веселый парень мне попался. Тут надо держать ушки на макушке, подумал я и вспомнил свою давнюю матросскую службу с ее заповедью: не разевай варежку! Моряки любят подначить, хлебом не корми. Ладно, подумал я о веселом парне, попадешься ты мне еще, рассчитаюсь я с тобой горяченькими угольками.