Анатолий Соболев - Якорей не бросать

Но что это?

В каждой ячее торчит луфариная крупная голова и в блеске солнца кажется черной. Матросы загалдели, захлопали друг друга по спине.

— Есть! — кричит штурман Гена. — Есть рыбка!

Он радостно потирает руки. А капитан молчит, и на лицо его набегает хмурая тень. Матросы на палубе тоже замолчали, перестали толкать и хлопать друг друга.

Что это?

Я не верю своим глазам. В каждой ячее действительно торчит луфариная голова, но только... голова. Туловища нет! Не сразу до меня доходит, что это отрубленные при шкерке головы. Мы заловили отрубленные головы! Это, видимо, те головы, что выбросил за борт траулер под либерийским флагом.

А лебедки по-прежнему ровно и равнодушно выбирают и выбирают трал на корму.

Некоторые головы зацепились жабрами поверх трала и торчат, как человеческие головы на шестах.

Все молча смотрят на эти головы с мертво кричащими открытыми ртами, даже штурман Гена примолк и украдкой взглядывает на капитана, не знает, что делать. Лебедчик Володя тоже поглядывает на Носача, готовый отключить лебедки по первому знаку капитана. Но капитан молчит и хмуро глядит на тощий трал, губы его плотно спаяны в скорбную складку, еще жестче прорубились морщины на лбу.

Трал вытянули на палубу. В кутке одни головы. Тонн пять-шесть. Добытчики стоят возле трала и растерянно поглядывают в нашу сторону, тоже ждут указаний.

— За борт! — резко бросает капитан и идет в штурманскую рубку.

Пока он там, добытчики, развязав куток и подцепив его тросом, торопливо сбрасывают за борт луфариные головы. Через некоторое время трал пуст, а за кормой нехотя тонут луфариные головы и чернеют на солнечной поверхности океана.

Из штурманской рубки выходит капитан и коротко бросает:

— Идем в другой квадрат.

И объявляет штурману Гене курс. Мы уходим отсюда.

На дне полный разгром. Оставшиеся в живых луфари покинули нерестилище. И валяются на грунте отрубленные головы, отрезанные хвосты, отсеченные плавники, и еще медленно оседают на дно разорванные внутренности.

Трагедия сыграна.

И какое имеет значение, что было потом, в другой половине рейса.

Трагедия сыграна.

Занавес.

Какая же роль была у меня? Главного героя? Резонера? Или — читающего ремарки от автора? Или — безгласного статиста?

Кто я?