Анатолий Соболев - Якорей не бросать

— Через полчаса подъем трала! — объявляет старпом по трансляции.

— Нажми, ребята! — подает клич Шевчук.

— Нажала бабка на зуб, а он сломался, — отзывается Дворцов.

Но мы нажали. И зубы остались целы.

Рядом с нами работает траулер. Вроде бы под либерийским флагом. Они тоже шкерят. Мы видим, как у них летят за борт луфариные головы. Круглые, тяжелые, будто камни булькают в воду.

— Добро пропадает. Такая бы мука получилась! — горюет штурман Гена. — Чистое золото летит на дно. Что они там, офонарели?

— Освободить палубу! —гремит строгий приказ старпома.

Мы быстренько убираем столы, освобождаем палубу, сгребая за борт рыбьи отбросы после шкерки.

Смотрим, как вытаскивают трал на палубу. Царькова хорошо видно в окне рубки. Он стоит у пульта управления лебедками, внимательный, сосредоточенный. То один рычаг двинет, то другой — выравнивает ваера. А они гудят от напряжения. И трал вползает по слипу на палубу, как огромное толстое чудовище, неповоротливое и длинное. Трал набит рыбой «под завязку».

На палубе молчание. Когда вытаскивается трал, всегда наступает минута молчания, прежде чем раздадутся крики восторга или стон сожаления, в зависимости от того, есть рыба или нет. Вот и сейчас такая минута наступила, и все сосредоточенно глядят на огромный, раздутый добычей трал.

И вдруг эту тишину вспугивает голос Дворцова:

— Почему все же вы не дали мне бутылки сухого вина?

И так нелеп этот вопрос сейчас, что я поначалу даже и не поверил, подумал — ослышался. Какая еще бутылка?

Но нет, не ослышался. Вижу, что Шевчук недовольно и удивленно смотрит на Дворцова.

— У меня ребенок родился! — произносит Дворцов с некоторым даже пафосом, впрочем вполне понятным. — Первенец! А я, отец, не могу его день рождения обмыть, — уже ко всем обращается Дворцов. Он ищет поддержки у моряков. — Ведь этот день для меня самый памятный в жизни. А вы так со мною обошлись.

— Я объяснил почему, — отвечает Шевчук, и лицо его принимает обиженное выражение.

— А вы объясните при всех! — задирается Дворцов.

— Не могу я приказать начпроду выдать тебе бутылку, — вкрадчиво говорит Шевчук. — Завтра у другого матроса родится ребенок или у него самого будет день рождения или у тещи. Тебе дать, а ему — нет, он скажет: «Дворцову дали, а почему мне не даете?» Резонно?

— Резонно, — вставляет слово Мишель де Бре.

Матросы внимательно слушают разговор первого помощника и посудомойки. Вопрос этот, так сказать, наболевший. Нам положено в тропиках сухое вино, по стакану в день. Но его не дают. Нисколько. Надо сказать, этот вопрос интересует и меня. Почему не дают? Ведь положено же! Чужого не просим.

— Если будем все дни рождения справлять, — говорит Шевчук, — то не рейс получится, а сплошная гулянка.

— А сами? — Дворцов повышает голос, чтоб все слышали. — Сами в каюте капитана, перед обедом... И вы, и капитан, и вот он, — показывает пальцем на меня.

На палубе наступает неловкая тишина. Слышно только, как гудят от напряжения стальные ваера — трал полон, тонн двадцать пять, а то и все тридцать заловили. Редко бывают такие тралы.

— Значит, вам можно, — наседает Дворцов на Шевчука, — а нам нельзя? Даже один раз, в день рождения первенца.

Он торжествует. Он знает, что говорит. Действительно, иногда перед обедом капитан приглашает к себе в каюту Шевчука и меня.

— У капитана есть свой капитанский запас, — медленно начинает говорить Шевчук. Он бледен. Чувствуется, как тяжело ему сдержать себя. — И дело капитана — кого приглашать, кого нет к себе в каюту. Это — раз. Во-вторых, дать тебе бутылку вроде бы и по уважительной причине — это дать другому возможность требовать на тещины именины. В-третьих, именно тебе, Дворцов, я вообще бы запретил выдавать вино, даже на берегу в магазинах, даже в самые торжественные дни.

— Это почему же? — с вызовом спрашивает Дворцов, и лицо его зло заостряется.

— Потому что ты не умеешь вести себя как человек, — обрубает Шевчук.

— А вот вопросик, — невинным голосом произносит Мишель де Бре и даже руку поднимает, как в классе. — Позвольте спросить?

— Ну? — настороженно откликается Шевчук, чувствуя подвох.

— По норме в тропиках положено выдавать сухое вино каждый день. Почему мы его не получаем?

— Получаете виноградный сок вместо вина.

— Сок — не вино. А по норме положено вино, я подчеркиваю, — и Мишель де Бре произносит раздельно, по слогам, — по-ло-же-но. Так почему вы его заменили виноградным соком?