Анатолий Соболев - Якорей не бросать

Я размышлял о превратностях судьбы, а впереди меня парень с длинными, до плеч золотыми волосами держал на руках дворняжку — чистенькую, черно-белую, — нежно прижимал ее к себе и спал, всхрапывая. По одежде сразу можно было определить, что это матрос, а так как автобус шел только до порта, то ясно было, что моряк возвращался на судно. Матросы в городе выделяются своим загаром среди зимы (пришли откуда-нибудь с экватора, из Дакара или с Кубы или еще и подальше где-нибудь промышляли), яркими куртками, пыжиковыми шапками и заграничными нейлоновыми пальто. Всегда с распахнутой душой, щедрые, ходят они шумными группками, курят дорогие сигареты или диковинные трубки. Ну, и бороды у них, конечно, шкиперские.

Дворняга поскуливала, таращила глазенки в окно. Заприметив собачонку на улице, тявкала, матрос просыпался, говорил строго:

— Тихо, Чиф!

И опять дремал, уткнув нос в шерсть своего друга.

В проходной порта мы оба предстали перед молоденьким розовощеким милиционером. И оттого, что был он розовощек, чист и молод, он хмурил белесые девичьи бровки и напускал на детское лицо значительность и озабоченность,

— Спиртное есть? — спросил он меня, пронзив чемодан взглядом детектива.

— Нет.

Спиртного действительно не было. Милиционер поверил и не стал потрошить чемодан.

— А вы что? — спросил он матроса.

— Тихо, — ответил тот, по-моему продолжая еще дремать на ходу.

— Я вам дам «тихо»! — построжал милиционер. — Что это?

— Судовой Чиф, — проснулся матрос. — Представитель млекопитающихся.

Чиф смотрел на грозного стража порядка и приветливо вилял хвостом.

— Не заискивайся, —упрекнул его хозяин. —Веди себя достойно.

Милиционер улыбнулся песику и смилостивился:

— Ладно, идите, представители млекопитающихся. Еще раз увижу в таком виде, отберу пропуск.

— Фортиссимо, — сказал на это матрос.

— Что-что? — насторожился милиционер.

— Я говорю: сильно сказано, — пояснил моряк. — Чрезвычайно сильно.

Милиционер вспыхнул, как красна девица, но тут же подавил гнев и твердо сказал:

— В порту ведите себя достойно.

— Тихо! — Матрос спустил заскулившую дворнягу на землю. Песик нетерпеливо засеменил к первому же столбику.

— Андрюша! Жив, земеля! — вдруг широко раскрыл объятия встречный пижон в шикарной куртке с молниями вдоль и поперек. На всех местах молнии. Я такой еще не видывал.

— Вася! — окончательно проснулся мой попутчик. — Сколько лет, сколько зим!

Они сплели шкиперские бороды в долгом прочувствованном поцелуе.

— Откуда притопал? — отдышавшись, спросил Андрей.

— Из Дакара, — ответил Вася. — Ремонтироваться будем. А ты?

— Я с Гаваны. Как жизнь?

— О'кэй!— улыбнулся Вася. — План рванули на сто восемнадцать процентов. Ребята замолотили — грех обижаться.

— Чего гребли?

— Все, что попадало... А ты женился, нет? На Люське собирался.

— А ну ее!.. Вот моя жена. Друг человека.

«Друг человека» деловито омывал столбик, на всякий случай подперев его короткой ножкой.

Вася закурил, угостил Андрея, ловко выбив щелчком пальца сигарету из яркой иностранной пачки.

— Смотрю я на тебя, Андрюша, — с любовью и гордостью сказал он, — и не узнаю голодного паренька, которого подобрали мы на вокзале четыре года назад.

— «Дела давно минувших дней...» — задумчиво улыбнулся Андрей.

— А ведь это я тебя сделал рыбаком, Андрей Ивонтьев! — патетически сказал пижон. — Помнишь, как паспорт моряка потерял?

Они засмеялись...

Усну я сегодня, нет? «Катунь» стоит на месте, волны бьют в борт. Ревет тифон. В каюту глухо доносятся гудки судов, затерявшихся в тумане. Сколько их здесь!

Три дня назад прибыл я собственной персоной на «Катунь» с предписанием отдела кадров. У трапа меня встретил вахтенный — крепкий, рыжий, доброжелательно улыбающийся матрос.

— Капитан у себя?

— Капитана нет, старпом на судне, — подтянувшись, ответил он четко и вежливо полюбопытствовал: — Вы — первый?

— Чего — первый? — не понял я.

— Вы — первый помощник?

Вон, оказывается, что! Он принял меня за первого помощника капитана, то бишь за комиссара.

— Нет, я матрос.

Вахтенный с недоверием оглядел меня, но, видимо что-то прикинув в уме, обрадованно хлопнул по плечу:

— Тогда сменишь меня у трапа. Я уж сутки стою.

У меня екнуло сердце. Такая перспектива не улыбалась. Черт его знает, какие обязанности вахтенного у трапа!

Шла погрузка. К борту подъезжали грузовые машины с тралами, с барабанами толстого троса, с какими-то ящиками, с продуктами в мешках и коробках. На палубе работали несколько матросов. Судно было сплошь завалено мешками с картошкой, кочанами капусты, тяжелыми железными плитами (потом я узнал, что это — «доски» для трала). Всюду картонная тара под рыбу, которую нам еще предстояло поймать, связки полиэтиленовых белых мешочков, пустотелые пластмассовые шары — кухтыли —и куча тралов разной расцветки. Ругались матросы с шоферами, над головой предупреждающе звонил портальный кран, опуская на палубу связку сосновых досок, по трапу двое парней вносили на судно тюки со спецодеждой — телогрейки, ватные штаны, сапоги. И всем этим распоряжался, как мне показалось, вахтенный у трапа. Может, кто-то и другой командовал, но я никого больше не видел.