Владислав Владимиров - Закон Бернулли

Со вторым Коноваловым было попроще. Она дожила до аспирантских лет, но никогда в жизни не летала на самолетах и, наконец, разок решилась, воспользовавшись каникулами и дарованными на зиму Аэрофлотом скидочными льготами, — полетела в гости к Бахыту. На удивленье полет оказался делом обычным и даже нудным, потому что их старый, скрипучий, заполненный пассажирами едва на треть большого салона самолет подолгу застревал в аэропортах, где им внушали про скверные метеоусловия на трассе и где хорошо, а где неважнецки кормили, но там и там время тянулось невыносимо медленно, она перечитала все захваченные с собой журналы и газеты, даже выучила длинное стихотворение, написала школьным подругам семь писем, передумала все, что было можно о своем научном руководителе, оставалось только наблюдать местный аэропортовский быт, зимней порою мало чем похожий на зазывные рифмованные и нерифмованные рекламы Аэрофлота, да иногда отбиваться от назойливых ухаживаний дорожных кавалеров, которым она без обиняков доверительно сообщала, что замужем и уже на п я т о м месяце, и когда те немедленно отставали, местный быт становился еще зануднее.

Попутчик ее, чуть рябоватый сержант-ракетчик, тоже предпринявший в начале рейса безуспешную попытку нравственного сближения, на третьей посадке смекнул, что ожидание взлета выпадает долгое, занял неподалеку от нее место и, нимало не смущаясь, снял тяжелую шинель, извлек откуда-то иголку с ниткой и стал аккуратно пришивать к погонам яркие, такие же какие сверкали на его новехоньком кителе, лычки — взамен потемневших, которые он умело спорол безопасным лезвием. Сержант держал иголку умело и неторопливо, как заправский портной, накладывал шовчик, старательно склонив чубатую голову набок, и Нея поняла, что за этой неторопливостью сержанту, наверняка летевшему в краткосрочный поощрительный отпуск, не терпелось быть еще молодцеватее и наряднее не только на виду у попутчиков и попутчиц и вообще всех гражданских пассажиров, но в особенности у тех, кто встретит его, когда скрипучий самолет наконец дотащит их до конечного аэропорта, а там, как он сказал Нее, его должен встречать по телеграмме родной брательник, знаменитый на всю страну, едва ли не самый молодой в ней академик, лауреат самых авторитетных премий Соколенко, который занимается делами чрезвычайной важности — тут Соколенко-младший понизил голос с такой большой значительностью, что Нея, кажется, действительно вспомнила — есть такая большая Знаменитость — Соколенко, но уважение к этой Знаменитости не перешло на весьма брехливого и нахальненького сержантика, который подшивал новенькие лычки с видом, будто бы ничего не произошло, будто бы Нея его не отчитала за нахальство как следует.

А вообще конечно же скучновато ему одному в дороге, порезвиться хочется, хорошего знакомства хочется — тоже, и если в предотпускной суете до конца не удалось навести лоск, то что ж тут плохого — наверстать в дороге. А ракетчик он, видать, неплохой: серые глаза прищуривает зорко, на кителе полный ряд не только надраенных значков, но и настоящих медалей.

Не поспешая, со стороны толпы, окружившей большой, громко кукарекающий телевизор (передавали детский мультфильм), подошел военный патруль — пожилой офицер в пенсне, отлично скроенной шинели и начищенных хромовых сапогах и два молодых солдата с кинжалом на ремнях. Поведение лауреатского брата их очень заинтересовало. Офицер, сняв щегольскую перчатку с правой руки, попросил предъявить документы. Брат лауреата сконфуженно посмотрел на Нею. Что-то подозрительное показалось ей в его поведении. «Не шпион ли? — на всякий случай бдительно подумала она. — Больно молод для боевых медалей».

«Бывает же! — удивился офицер, заглядывая в раскрытую красную книжицу. — И я тоже, представьте, Василий. И я тоже Коновалов!»

Он хохотнул ребячливо, солдаты тоже заулыбались совпадению, поняв, что наказания теперь не будет. Сержантик умоляюще смотрел на Нею, у него даже губы побледнели от боязни, что она проговорится про академика Соколенко, и Нея великодушно решила не унижать его за хвастливую ложь. «А не по-уставному действуете, сержант Коновалов, — внушил офицер, но уже не строгим голосом, возвращая Коновалову документы.

— Продолжайте, счастливой дороги!»

Офицер понимающе глянул на него, потом на Нею, и солдаты снова заулыбались, теперь уже ей, рассматривая ее с мальчишеским удовольствием. Наверное, пожилой офицер в пенсне был добрым человеком. Таким он и запомнился Нее — Коновалов-третий. А второго Коновалова конечно же никакой брат — академик и лауреат — не встречал.