Владислав Владимиров - Закон Бернулли

«Ну что вы! — попытается возразить и покраснеет от смущения Нея. — Вы еще меня не знаете!»

«Это я не знаю? — изумится Мэм, становясь Марией Михайловной. — Знаю! По всем статьям и статям ты человек современный и действительно с высшим образованием. А что аспирантуру бросила, так не ты виной. Иностранный и без того знаешь, даже этот не нарадуется, Брюх, тьфу, что это я говорю, даже Лаврентий Игнатьевич не нарадуется. Раз-два и аннотация с английского готова, три-четыре — с французского. Ему, конечно, и другой резон есть радоваться — лишнюю единицу в штате не держать, да плюс еще одну». Тут Мария Михайловна обнаружит своим голосом нечто такое, о чем она, конечно, твердо догадывается, но сказать прямо не может за отсутствием прямых доказательств, исключая разве что новогодние свертки и восьмимартовские премии и гвоздики. А Нея послушает Марию Михайловну и не подумает о премиях, а подумает с привкусом саднящей досады о незнакомом ей принце-алиментщике с «Морфизприбора», и сладко зайдется у нее сердце от жалости к себе.

Ритка Вязова с небольшой ревностью в таких случаях тоже прислушивается к негромкому говору Марии Михайловны, предчувствуя, что та будет очень хвалить Нею и не очень хорошо, однако довольно беззлобно говорить о Ритке, но потом, может быть, и на следующий день — Нея знала эту нехитрую дипломатию Мэм, — обязательно подхвалит Ритку или за новую кофточку, или за науку, или за сообразительность при исполнении очередного поручения Бинды, — в принципе не такая уж и бездельная у них контора, как это иногда можно подумать, случается, работы свалится столько, что и поздние вечера прихватывают, сидят до ломоты в спинах, пишут головы не подымая, размножают тексты и таблицы, конверты заклеивают, реестры составляют, шлют запросы, опросы, заявки, анкеты, а все надо и надо, и если серьезно вдуматься, то никак нельзя обойтись без них ч и т а ю щ и м и п и ш у щ и м людям, а у нас вся страна недаром самая читающая в мире, и кто-то должен, нет, не должен, а прямо-таки обязан выполнять и техническую работу, и творческую работу, и подчас трудно разобраться, где кончается одна и начинается другая.

И, наверное, прав Бинда, когда с первых же дней он внушил им, что чтение — как он сказал с нажимом и полуснисходительным взглядом, выделяя это слово — м н о ю, — газет и журналов в рабочее время пусть никого не удивляет, ибо оно является такой же нужной работой, равно со всем остальным выполнением функций, возложенных на коллектив Уставом и Положением нового, сравнительно молодого, но отнюдь не полгода назад учрежденного Общества.

А еще Бинда интересовался газетой, которая чуть потоньше самой толстой, но зато выходит почаще. Поэтому утра по вторникам и пятницам тоже уходили у него на ч т е н и е. Иного варианта он и не мог представить, никакому другому мнению не доверялся и ни в какие, даже самые талантливые, пересказы прочитанного другими тоже не верил, предпочитая во всем обладать собственным мнением.

В интервалах между чтением Бинда, если не случалось посетителей, ответственных заявок из других городов или заезжих визитеров, обычно отбывал в райисполком на комиссию или в другое общественное п р и с у т с т в и е, не забывая при этом поручить своим сотрудницам работу. И снова, правды ради, Нея могла сказать, что далеко не вся эта выдуманная им работа оказывалась бесполезной. Проходили иногда недели и даже месяцы, но потом выяснялось, что некогда выдуманное Биндой, как они иронически называли, дело для работного дома приносило пользу, экономя время им и всем, кто с ними был связан.

А еще, как уже мог догадаться проницательный читатель при упоминании о странной привычке Бинды поглядывать на портьеру, авторитетный руководитель действительно не переносил вида ржавой водосточной трубы в кабинетном окне, а потому частенько, вроде бы невзначай, поглядывал, чтобы оно было хотя бы на четверть задернуто портьерой, и если оно задернуто не было, то Лаврентий Игнатьевич мог рассердиться, но, разумеется, только на самого себя. И, как уже было упомянуто, Бинда обожал телефон. Если бы за телефон плата взималась, как в некоторых странах, поразговорно, то, наверное, даже могучая Советская страна призадумалась: а не посадить ли Бинду на блокиратор? Но и тогда бы вряд ли что-нибудь изменилось, потому что Бинда платил только за личный телефон из собственного кармана, да и к тому же до поштучных расчетов за телефонное время — кроме междугородных переговоров, у нас пока на большей территории страны не дошло, а зря.