Владислав Владимиров - Закон Бернулли

Он был фантастически работоспособен и фанатичен в работе, его очень ценили коллеги-геологи — и практики, и те, кто подался в науку, а дома он был тенью Неи, никогда особо горячих слов не говорил ей, но всегда старался делать все, чтобы ей было хорошо. Потом появилась у него Зиякуль, так сказать, на стыке геологии и археологии: он был в своей экспедиции, Зиякуль — в своей, и судьбе стало угодно, чтобы их экспедиции встретились. Небо не обрушилось на землю и археологические тайны минувших эпох окончательно не прояснились оттого, что ему и Зиякуль экспедиционных утех оказалось мало. Как всегда, нашлись добрые люди и передали обо всем Нее, сам же он молчал, и Нея у него сначала ни о чем не спрашивала, выжидая, как же он будет себя вести дальше.

А дальше все шло по-прежнему, своим чередом — тихо и покойно. Даже наедине с ней — вспоминать об этом тягостно — дыхание его не было ни жарким, ни прерывистым, и обращался он с ней с немужской робостью, в которой она мучительно ощущала не то чтобы стыдливость или вялое безразличие, а настойчивое тайное желание поскорее исполнить некую повинность и уйти от всего, что напрасно она хотела разбудить в нем. Но иногда он вспыхивал добро и нежно, а потом неожиданно загасал, словно опомнившись и снова сорвавшись в постылое безразличие, еще продолжая по инерции обманывать ее ненастойчивой лаской. Но, чувствуя вымученность его безотрадного притворства, она тогда впрямую начинала догадываться женской интуицией о самом для нее страшном и главном, обжигающем лютой обидою — о том, что если и думал он в те действительно нежные секунды о ней, то думал оценивающе, сравнивая ее еще с кем-то. Утрами он поднимался виноватым и неразговорчивым, и подошел день, когда он рассказал ей обо в с е м.

Его поразило спокойствие, с которым она выслушала исповедь. Но и он не каялся, а говорил о себе как о постороннем. Сошлись на том, что им не жить вместе. Теперь, в ее положении, удачно снова выйти замуж — дело сложное. Хороших людей много, воздыхателей еще больше, и мерещится она им преимущественно в пляжных позах. Но ей пока ничего и никого не надо, были бы живы-здоровы Ирка, мама, да и ладно, отец с ее Равилем тоже.

Всех воздыхателей Нея невольно сравнивала с тихим Равилем, и сравнения эти выходили не в их пользу. А переводы между тем становились солиднее и солиднее, а последний даже перешибал половину Неиной зарплаты — семьдесят пять целковых пришлись кстати, и хотя Нея поклялась ни рубля не расходовать из денег Равиля на себя, но тут не устояла, потому что финского пошива осеннее пальто, которое Мэм привезла из Москвы и которое Мэм не подошло, Нее пришлось впору.

И все же не помешал бы ей муж — старательный, выносливый, желательно красивый, но в конце концов не с лица воду пить, сойдет и обычный, но нынче вздорожали ослики-то — мужья. Все чаще подумывалось о Равиле и серенькой, никудышной Зиякуль — ну что особого нашел он в этой тощенькой, недоучившейся аспиранточке каких-то археологических наук? А Мария Михайловна нет-нет да и скажет: «Ладно, я-то баба конченая! А вы, девоньки, почему замонастырились? Ритка в мужиках разочаровалась, а ты, Неечка?»

Неечка зажеманится немного и снова почти безразлично подумает о Равиле и очень тревожно о Н е м. Теперь недосягаем Он для Неи — стоило Ему всего лишь дважды поговорить с ее Иришкой. Нея, как ей казалось, вовсе не претендовала на роль разрушительницы его семейного очага, да и Он по натуре своей вряд ли отважился подыграть в бездарном спектакле, похожем на предложенный ей Равилем и Зиякуль, но, сколько Нея его ни убеждала в третий раз, он и глянуть на Иришку не пожелал, став скучным и хмурым, а тут еще история со стихами приключилась, будь она неладна, — стихи ее тоже оказались ему не нужны, и это Нею обидело не меньше…

Иришка не росла капризной, деспотичной девчонкой, хотя Нея и мама в ней души не чаяли. Она была подвижна, любопытна и сообразительна. Пугало только то, что она все понимала не по-детски и даже сказала однажды серьезно, что папа у нас не очень хороший, но лучше если бы он приехал насовсем и больше никогда не уезжал.

Равиль женился на археологине и жил с ней плохо. Дважды его родители наведывались с откровенным предложением сойтись, но Нея была непреклонна, говорила, что ей работать в школе — лучше и не надо, а Равиль и они — городские, но если бы его родители пришли еще, она согласилась бы, но они не приходили.

«А хочешь, Нея, я тебя познакомлю с соседским парнишкой, скромный, работящий, толковый? — снова встряхнет ее своим предложением Мэм. — На заводе «Морфизприбор» главный механик или главный инженер. Правда, разведенный и алиментщик; кажется, двадцать пять процентов, но ведь не в этом главное. Годы-то идут, живем набело, черновиков нет… На руках будет носить и тебя, и твою Ирку! — уверит добрая Мэм серьезно. — Ведь если на тебя повнимательнее глянуть, цены тебе нет! А?»