«И ПРИСНИЛСЯ МНЕ СОН, КАК СКАЗКА…»
И приснился мне сон, как сказка,
Будто стал я веточкой вербы
И зацвел, склонясь, у дороги,
Весь в веселых крапинках счастья.
Подо мною сугроб угрюмый
Весь поджался, не хочет таять.
Только я глубоко корнями
Ощущаю весны биенье.
Знаю я: пройдет по дороге
Очень скоро в красных сапожках
Лучезарная девушка Марта,
Невесомая, как дыханье.
И, наверное, без печали
Я погибну в ладонях теплых,
И она, как тепло надежды,
Понесет меня осторожно.
И, быть может, хороший парень
Скажет: «Дай мне, девушка, вербы!»
И она, отдав, улыбнется…
И проснулся я весь в веснушках!
«ТЫ ПО ГОДАМ МНЕ МОГ БЫ БЫТЬ ОТЦОМ…»
Ты по годам мне мог бы быть отцом,
Я, как ему, хочу тебе сказать:
Мне нравится, старик, твое лицо,
На нем житейской мудрости печать.
На нем легла, как вечность, седина,
На нем морщинки вечны, как земля.
Ты жизни жизнь свою отдал сполна
И знаешь цену хлеба и рубля.
Не представляю жизнь без стариков.
Будь вечен, старче, в молодой стране!
И мне дожить бы до твоих годов,
Но скажет ли кто так же обо мне?
Орфографический словарь,
Насыщенный, как суп харчо,
Забыл, что есть и было встарь
Малокультурное «А чо?»
А древний наш народ лукав:
Нечасто глядя в словари,
Он сыпет, прав или неправ,
Все «чо» да «чо» — черт побери!
Возьми случайный диалог,
Где рассуждают горячо —
Там между слов и между строк
«Чо» натыкается на «чо».
Как «чокать» отучить детей,
Какой изобрести прожект,
Чтоб канул в прошлое скорей
Старинный вятский диалект?
«А чо, ребята?» — «Мало ль чо!»
«Ничо!» — посмотрим, чья возьмет.
«Ничо!» — саженное плечо.
«Ничо!» — улыбка во весь рот.
«Ничо!» — прорвемся, устоим.
«Ничо! — бывает и хужей…»
Пускай анахронизм — ей-ей,
Снимите шляпу перед ним.
За этим «чо» — гряда веков,
Пот предков на земле моей.
И камнепад «модерных» слов
Не знаю, будет ли живей.
Оно, конечно, отойдет —
Неподражаемое «чо», —
Так что же хитрый мой народ
Не выдает ему расчет?
Что ж архаичное словцо
Обжило наш культурный век?
Народу загляни в лицо
Ты, просвещенный человек!
Обезоруженно взгляни:
Талант его в тебе течет,
Ведь ты — в душе своей — «они»,
Которые все «чо» да «чо».
И счастье, если в час ночной,
Ведя дневным тревогам счет,
Ты вдруг услышишь пред собой
Родное, кровное: «Ну чо?
Небось, устал, ослаб, поди,
Внутри от дум огнем печет?
А ты смелей иди, гляди!»
В этом зданьи казенного стиля,
Где жилье — как солдаты в строю,
Мы ли юность свою не прожили,
Не оставили юность свою?
А сегодня — чужой при входе —
Я робею, взволнован и тих.
Ах, какие девушки ходят —
Раньше не было вовсе таких!
Так загадочны, так шикарны,
Что приблизиться страшно к ним.
Ах, какие бравые парни!
Я, наверное, был таким…
А сейчас — не сделаю шага,
И меня здесь давно не ждут.
Что же, здравствуй, моя «общага»! —
Здесь надежда с верой живут,
И отсюда льет на событья
Давней памяти добрый свет.
Поселите меня в общежитье,
Возвратите мне двадцать лет!
Надежда Перминова
БЕРЕЗОВЫЕ ПУЛИ
Рассказ
Он проснулся и, не размежая век, почувствовал, что еще рано. И долго лежал так, в полузабытьи, и мысли обрывочные порой неожиданно вспыхивали в мозгу, но потом поплыли одна за другой дружные, словно весенние грузные облака, и вот она сверкнула — та, предчувствием которой он жил все последние дни.
— Н-да… — сказал он скорее не губами, а еще сухой после сна гортанью, привычно спустил ноги с кровати и открыл глаза.
В комнате было уже светло, но, глянув в окно, он определил, что солнце еще только начинает всходить над полями.
— Поеду, значит… — голос заскрипел и осекся.
Он услышал себя и невесело улыбнулся. Богатый наблюдениями и размышлениями над старостью, он не раз ловил себя на том, что, как многие одинокие пожилые люди, вслух разговаривает сам с собой. Еще осенью, обрезая и подвязывая виноград на своем приусадебном участке, он поднял глаза, увидел удивленный взгляд соседки и почувствовал замирающую инерцию движения губ и языка. А женщина, подойдя к забору, с беспечностью выпалила:
— Не пойму, Иваныч, то ли стихи читаешь, то ли, думаю, малый какой у тебя в саду сидит.
Читать дальше