Антти Тимонен - В заливе ветров

— Александров дал. Правда, хорошо? Вот получить бы хоть немного средств.

— А ты поговори с отцом о средствах, — посоветовал Николай.

Комсомольцы переглянулись. Анни заговорила резко:

— Государство лучше знает, куда расходовать свои средства, и тут никакой начальник ничего сделать не может, если сметой не предусмотрено. Но мы пока можем обойтись без денег. Организуем воскресники и начнем подготовку. Начальники увидят, что мы всерьез беремся за устройство парка, и, может, впоследствии и помогут материально. Кирьянен именно так советует.

— Ну и горячая же ты! — усмехнулся кто-то из ребят. — Сначала все-таки надо все обдумать.

Комсомольцы пошли осматривать прилегающий к клубу лес. Анни, немножко отстав, озабоченно взглянула на Николая.

— Ты что такой скучный?

— Весь вечер тебя ищу, — пожаловался он. — Мы с муамо пойдем спускать сети, а когда вернемся, давай покатаемся вдвоем на лодке?..

— Возвращайся поскорее, — быстро шепнула Анни. — Я буду ждать на берегу.

Комсомольцы снова окружили ее. Николай пошел к озеру.

Сети были спущены. Николай с матерью повернули лодку к дому.

Мать сидела на корме и медленно гребла коротким веслом, помогая сыну. Когда на реке буря или дождь, рыбаки работают молча, лишь изредка перекидываясь словом, а когда тихо, вот как сейчас, хочется долго плыть, слушать спокойное журчание воды, падающей с весел, и высказывать вслух самые заветные мысли.

— Твоему покойному брату Пуавила было тогда семь лет, — тихо рассказывала Оути Ивановна. — У нас ничего не было — белофинны забрали последнюю корову. Отец твой был на войне, у красных. Я пилила дрова для Мурманской железной дороги, а весной так захотелось домой, что трудно сказать. Я и пошла. Надо было идти пешком двести верст, в распутицу. Ни дорог, ни тропинок. Нас было трое женщин. Мать Айно была с нами. Она очень скучала по сыну, который остался у чужих людей. Шли мы лесами, ночевали у костра, голодали. У меня был маленький кусок белого хлеба. А тогда пекли хлеб пополам с сосновой корой. Ну, я и берегла этот кусок. Когда я пришла, наконец, домой, хлеб был твердый, точно камень, но Пуавила все равно радовался. Он сказал, что никогда такого вкусного хлеба не ел. Да и где он мог его попробовать? Ведь у нас и не сеяли пшеницы. Это вот теперь сеют.

Николай хорошо помнил своего старшего брата Пуавила, который сделал ему незадолго до войны маленькие лыжи, научил кататься с самой высокой горы. А если кто обижал Николая, Пуавила горой стоял за маленького брата.

В начале войны Пуавила заезжал еще домой. В серой шинели, в кожаных ремнях… Как Николай тогда завидовал брату! Мать была очень грустная, а брат старался шутить и казался веселым.

Пуавила не вернулся. Мать получила похоронную, потом письмо от командира батальона. Брат был похоронен далеко от родной реки Туулиёки, на берегу русской реки Волги, в Сталинграде. Мать все собиралась поехать в Сталинград, но соседи отговаривали: найдет ли она в Сталинграде могилу сына? Многие матери ищут там могилы своих сыновей, ищут и найдут ли?..

— А отца ты помнишь? — спросила мать. — Тебе было годика два, когда кулаки, будь они прокляты, убили его…

Нет, Николай, конечно, не помнил отца, но ему казалось, что он знал во всех подробностях, его жизнь. На рыбной ловле, зимой у пылающей печи, иногда среди ночи, когда сон не идет, мать вдруг спрашивала: «А отца ты помнишь?» И никогда не ждала ответа, а принималась рассказывать о нем, и Николаю приятно было слушать тихий, плавный голос матери.

— Прямой человек был твой отец и отважный, — продолжала мать, тихо гребя кормовым веслом и смотря куда-то на берег. — Когда кулаки его ранили, он сказал: «Меня они могут убить, но на мое место станет другой, и колхоз будет расти и богатеть, нет, не остановить им наше дело…» Вот какой отец был у тебя.

Лодка приближалась к Туулилахти. С берега доносились звуки гармони. Николай подумал, что скоро он должен расстаться с поселком. Будет ли Анни ждать его возвращения?

Сегодня он и решил с ней поговорить об этом. Если Анни даст слово, они будут долго кататься по реке и по озеру. Если же Анни промолчит, лучше расстаться тут же, на берегу.

Николай начал усиленно нажимать на весла.

На вершине холма стояла Анни.

— Иди домой, муамо, — сказал Николай матери. — Я покатаюсь еще немного.

Оути Ивановна, как будто не заметив Анни, сказала:

— Покатайся, только помни, что вставать тебе надо рано.

— Возможно, я вернусь домой очень быстро, — ответил Николай, думая о предстоящем разговоре. — А возможно, и задержусь.