— Положение у него тяжелое. — Подумав немного, он добавил: — Решил восстанавливать плотину.
— А справитесь вы со строительством и с восстановлением плотины?
Александров нерешительно пожал плечами и, чтобы избежать дальнейших расспросов, протянул заказы на оборудование. Начальник нехотя отпустил его, решив поговорить с Вороновым.
Оформив наряды и побродив по отделам и складам, Александров пошел в дом для приезжих.
Ночью он метался без сна на постели, потом встал и взял у дежурного градусник. Ртутный столбик поднялся выше тридцати восьми. Пришлось пойти утром в районную больницу. Седой старичок в очках с широкой оправой выслушал его, постукал по груди. Не сказав ничего, велел сдать анализы и послал на рентген.
На следующий день врач встретил его с озабоченным видом. Он молча снял очки, повертел их в руках и начал расспрашивать:
— Чем вы болели в детстве?
Александров усмехнулся:
— Как все дети: коклюшем, корью.
— Как у вас раньше было с легкими? До ранения?
Александров уклонился от ответа:
— А что с ними? — спросил он.
— Видите ли… — Врач зачем-то надел очки и коротко сказал: — Вам надо ехать в санаторий. Чем скорей, тем лучше. Идите в райком союза, попросите путевку в Крым. Я уже звонил туда.
— Что же со мной? — спросил Александров, не в силах скрыть волнение.
— Туберкулез легких. Процесс, небольшой. Не расстраивайтесь, Крым вас вылечит.
— Мне нельзя сейчас уезжать.
Врач спокойно объяснил:
— Повидимому, вы перенесли тяжелую простуду на ногах. Но болезнь еще в такой стадии, когда ее легко остановить, если вы не будете медлить. До отъезда придется полежать в постели.
— Я не могу лежать — мне же надо монтировать электростанцию…
Врач развел руками.
Александров зачем-то прошел в дом приезжих, но там ему не сиделось, отправился на склад сплавной конторы, но и там задержался не больше часа. Он долго кружил по улицам, пока, наконец, решился и зашагал в профсоюзный комитет. Председатель комитета сочувственно посмотрел на Александрова. Это сочувствие совсем расстроило его.
— Мы уже знаем, нам звонили из больницы. Как только получим путевку, сразу сообщим вам…
Он снова вернулся в дом приезжих, закрыл дверь на крючок и улегся. С улицы доносилась веселая возня играющих детей. Он поднялся и закрыл форточку. Но теперь в комнате стало угнетающе тихо.
Не первый раз врачи говорили Александрову о его слабом здоровье. Но ему всегда казалось, что врачи обманываются и напрасно пугают его. Сколько уже прошло времени после ранения, он и не вспоминал о тяжелых госпитальных днях. Он работал, жил, думал о том, что на его век дней хватит, их, правда, запасено не с решето, как говорит хорошая поговорка, но все самые большие его дела были еще впереди. Он не думал о смерти, хотя понимал, что она существует где-то рядом с жизнью. Ему почему-то казалось, что умирают только те, кто уже все сделали, или те, кому и делать нечего, кто не сопротивляется смерти. Но сам-то он еще только собирался начать жить.
Все, что было до сих пор, было лишь подготовкой к какому-то большому делу. К этому он готовился в институте; не успев кончить ученье, взял в руки винтовку, чтобы поскорее покончить с войной и вернуться к исполнению мечты. И вот, когда пришло время для осуществления этого дела, пусть и небольшого, в это время как раз и прозвучал пожарный сигнал…
Да, ворчливый, мрачноватый голос доктора прозвучал как сигнал. И Александров не мог успокоиться, представляя, какие страшные вещи происходят в нем, как разрушается его тело, как слабеет его кровь. Ведь это уходит, медленно, по каплям, но уходит его жизнь.
Он взглянул на свои пальцы и представил, какими прозрачными, синеватыми станут они, как будут они беспомощны, а ведь этим рукам надо было еще столько сделать.
Конечно, может быть и так, что врачи спасут его, но сколько времени уйдет даром? И кто заменит его? Он еще только получал оборудование и машины для своей будущей электростанции. И какая теперь польза от всех его планов? Оборудование будет лежать, эти машины некому смонтировать, пустить в ход. И зачем только он выписал их? Пусть бы уж эти машины дали тем, кто сможет немедленно их использовать.
Ему стало не по себе, когда он подумал о том, как тихо будет теперь в механической мастерской. Без него механики, конечно, не будут знать, что делать, и, возможно, Воронов пошлет и их на другие работы. Новый токарный станок умрет без движения, и некому будет даже пыль стереть с него, на окнах повиснет паутина. И чертежи круглой пилы нового образца останутся тоже на бумаге.
Читать дальше