За дверью кто-то уже довольно давно шаркал сапогами. Кирьянену хотелось побыть одному, подумать еще над своими сложными заботами, но он уже привык, что люди идут к нему и днем и поздно вечером, и для каждого он должен найти доброе слово. Он приподнялся, чтобы открыть дверь гостю, который, словно от смущения, все еще очищал обувь на крыльце, и удивленно расширил свои маленькие глаза. Это был Степаненко.
Подрывник зашел к нему впервые. Он еще раз вытер свои сапоги, теперь уже о коврик у порога, прошел вперед и сел, кивнув хозяину.
— Ну, как самочувствие, Микола Петрович? — спросил Кирьянен и выжидающе посмотрел на подрывника.
— Паршиво, — пробормотал Степаненко. От него несло перегаром.
— Наверно, голова болит? — прямо спросил Кирьянен.
— Болит, — подтвердил Степаненко.
— Ничем помочь не могу, — сухо сказал Кирьянен.
— А я не за водкой пришел, — Степаненко почувствовал обиду. — Представьте, что у меня дело есть. Странно?
— Что ты, Микола Петрович, зачем ты так?
Степаненко сидел с плотно сжатыми губами и сосредоточенно смотрел на носки своих сапог, видимо размышляя, стоит ли говорить.
— Это я виноват, что плотина рухнула. Мне приказали взорвать камни перед плотиной, а я и не подумал…
— Но тебя никто не обвиняет.
— Пусть не обвиняют. Я думал, думал и вот что решил: перед плотиной, если ее будут строить, надо сделать заграждение вроде тех камней, которые были раньше.
— Интересно! А ты говорил Воронову?
— Разве Воронова когда-нибудь найдешь? Скажите вы сами. Вас Воронов послушает.
— Ну, зачем ты так? Он и к твоим словам прислушается.
— Куда уж тут! Какой я советчик! — с болью в голосе сказал Степаненко. Встал, надел кепку и вышел сутулясь, даже не попрощавшись с хозяином.
Кирьянен задумчиво посмотрел ему вслед. Что-то новое увидел он в этом человеке. Говорят, был Степаненко когда-то великолепным механиком, но постепенно опустился и вот падает все ниже и ниже…
Кирьянен невольно вспомнил, что когда приходит время Степаненко трудиться на его опасной работе подрывника, он совсем не пьет. Пусть это бывает всего лишь несколько дней, но все-таки он может удержаться. Почему же никто не пытается помочь этому человеку бросить пить? А ведь если удержать Степаненко от пьянства, то лучшего помощника Александрову и не подберешь.
Впрочем, это уже другое дело — сначала надо посоветоваться со знающими людьми, чем и как можно вылечить его. И, размышляя об этом, секретарь проворно задвигался по комнате, убирая посуду, обуваясь.
Айно жила одна в деревянном домике неподалеку от больницы.
Это было обычное девичье жилище, украшенное теми наивными вышивками, салфеточками, фотографиями, которые так любят развешивать все девушки, но в то же время и чем-то отличавшееся. Прежде всего в комнате довольно резко пахло лекарствами, в углу висел белый докторский халат, на комоде рядом с флаконами духов лежала коробка со шприцем. На книжной полке большинство книг были закованы в серые и темные переплеты, в каких выпускают обычно справочники, в том числе и медицинские, и цветастые обложки беллетристических книг выглядели довольно сиротливо.
Айно что-то читала, когда зашел Кирьянен. Кирьянен повесил кепку на вешалку, уселся и оглядел комнату.
— А тесновато у вас, — проговорил он, словно подвел итог этому осмотру.
Айно извинилась за беспорядок в комнате, с любопытством поглядывая на гостя.
— А вы, я вижу, собираете медицинскую литературу? — сказал Кирьянен, с уважением оглядывая груды книг с непонятными, как будто на чужом языке написанными, названиями.
— Как и всякий специалист, — пожала плечами девушка. — У нас скоро районное совещание медработников. Я взялась подготовить доклад, и так оказалось интересно…
Кирьянен слушал со скрытой улыбкой. Его дочь также увлекается своей наукой. Айно уже второй год работает врачом, а сколько у нее еще студенческого жара! Да он и сам, с тех пор как начал учиться, каждую истину принимает с таким волнением, словно сам и открыл ее.
Поговорили о районной конференции, о больнице, аптеке. Кирьянен, придя к кому-нибудь по делу, всегда начинал издалека. Так и теперь, только выяснив все заботы молодого врача, он сказал:
— Тут ко мне заходил Степаненко…
— Я видела его позавчера. Он был…
— Понятно. Он почти всегда пьян. А вы хорошо знаете его?
— Только как врач. У него нервы в очень плохом состоянии. Бессонницей страдает.
Айно мало что знала об этом своеобразном туулилахтинском жителе. Она слышала, что Степаненко настоящий виртуоз по взрывным работам. Зарабатывал он хорошо, но обычно пропивал все свои деньги в первые же дни после получки. И тем не менее его уважали за уменье и бесстрашие, жалели, как жалеют неудачников и несчастных людей. Если он приходил в чей-нибудь дом во время обеда, его сразу усаживали за стол. Почти никогда не разговаривал он о своей прошлой жизни, и его старались не волновать расспросами.
Читать дальше