Екатерина Михеева - Трудная любовь

А Саньку никто из родителей никогда не жалел. Ну разве можно придумать что-нибудь лучше длинных белых брюк! Он представил себе, как с важным видом прошелся бы в них по улице, и, ударяя себя кулаком по крутому лбу, зло зашептал:

— Не надену, не надену. Нарочно изорву, изрежу! — последнее слово сразу высушило его зеленые глаза, а надутые губы растянулись в улыбке. — Тогда уж сошьет, обязательно сошьет!

На другой день, когда мама ушла в город за покупками, Санька принялся за выполнение своего плана. Вооружившись большими ножницами, он открыл комод, где лежали ненавистные короткие штаны, и неожиданно увидел папины шерстяные брюки, кремовые, в тонкую голубую полоску. От радости у Саньки дух захватило. Как же он забыл о папином подарке! Папа не носил те брюки с прошлого лета, когда случайно облил их подсолнечным маслом. Санька вспомнил, как огорчилась мама и даже кричала на папу тогда:

— Четыреста рублей выбросили на ветер. И все из-за твоей небрежности. Такие чудесные были брюки!

— Не порть себе нервы из-за такого пустяка, — виновато просил папа и целовал маму в щеку. — Подрастет Сашок, ему перешьешь. Пятно совсем маленькое.

С тех пор брюки и лежали в комоде. Но за год Санька, как говорил сам папа, основательно подрос, значит, нечего и раздумывать. Вытащив брюки, Санька приложил их к себе.

«Если отрезать масляное пятно с манжеткой, то как раз», — подумал он. Сколько раз он видел, как мама кроила ему рубашку, а подшивать носовые платки Санька научился еще в прошлом году в первом классе на уроке труда. К тому же мама, наверное, будет довольна, что он все сделает сам. Она все время твердит ему: «Приучайся к самостоятельности, тебе уже восемь лет. Все, что можешь, делай сам».

Сняв со стола скатерть, Санька положил на него папины брюки и отрезал кусок сначала от левой штанины, потом от правой, но одна брючина получилась длиннее другой. Санька приложил короткий толстый палец к носу, мама всегда так делала, когда думала о чем-нибудь серьезном, только нос у нее был тоненький и длинный, а палец красивый, белый, точно сахарный.

Подумав так с минутку, Санька сложил брюки поровнее и решил подрезать еще немного. Ножницы соскальзывали с пальцев, их приходилось держать обеими руками, и срез получился с неровными зубцами.

— Ничего, подошью! — Санька взял иголку, вдел в нее черную нитку как можно длиннее, чтоб подольше хватило, и начал подшивать.

Однако брюки все время сползали на пол, шов ложился неровно, где шире, где уже, а длинная нитка все время путалась и рвалась. И Санька, пока подшил одну штанину, исколол в кровь все пальцы.

— Отдохну, потом докончу. — Поглядев на свою работу, он вспомнил, что мама всегда делала на него примерки, когда шила. Санька надел брюки, затянул их потуже ремнем, чтоб не спадали, и подошел к зеркалу. Штанины, точно две широченные юбки, мели за ним пол, а сзади вздулся такой пузырь, что в него свободно можно было упрятать мамину подушку. Санька чуть не расплакался, потому что не знал, где еще надо подрезать.

Он уныло повертел свою работу в руках и, аккуратно сложив, спрятал ее на прежнее место в комод.

— Вечером все расскажу маме. — Санька навел порядок в комнате и пошел во двор играть с ребятами, так как на воскресенье уроков не задавали.

На улице было хорошо и весело, и вскоре Санька забыл обо всем на свете.

Мама вернулась из города к семи часам и сразу заторопила папу, который пришел с работы раньше ее.

— Одевайся скорее. Я взяла на восемь часов билеты в кино. А тебе, Сашок, что-то купила, — она показала сыну на сумку и стала причесываться.

В сумке лежала чудесная голубая рубашка из шелковой материи и белые полуботинки. Они так понравились Саньке, что ему захотелось сейчас же их примерить. Он сел на диван и уже снял один старый ботинок, но в это время из другой комнаты, где одевался папа, послышались слова, от которых на Санькиной голове зашевелились волосы.

— Надя, дай-ка мне кремовые брюки. В синих жарко, а пятен вечером никто не заметит.

Мама закрутила калачиком косу на затылке и, держа шпильки в зубах, полезла в комод.

— Я советовалась в мастерской, их переделают. Теперь ведь короткие носят.

Санькино сердце затрепыхалось, как пойманный воробей. Он теснее прижал к груди обновки и забился в самый угол дивана. Хотелось все сейчас же рассказать маме, но рот почему-то не раскрывался. Мама ничего не заметила, подала папе брюки и вернулась к зеркалу. Санька сидел ни жив ни мертв.