— Сказано — сделано, — оскалился шофер, распахивая передо мной дверцу и сдувая с сиденья хлебные крошки.
Я сел в кабину, шофер хлопнул дверцей. Только тут я сообразил, что не поблагодарил Игнатовича. Я попытался высунуться в окно, но было уже поздно. Милицейская «Волга» неслась к городу.
Ехали молча. Шофер то и дело потирал нос, косился на меня, когда у дороги появлялись пассажиры со вскинутыми вверх руками.
Наконец он не выдержал, заметив впереди толпу пассажиров, и спросил:
— Взять, а?.. Спешат люди.
— Дело хозяйское.
— Надо взять.
Он затормозил, и люди полезли в кузов. Одна из молодух попыталась сесть в кабину, но шофер не разрешил.
— Садись в кузов, дешевле обойдется...
— Пусть едет в кабине — уступаю.
— Ничего с ней не станется. Баба в теле, при фигуре. — И задал мне вопрос: — Давно работаешь с этими?..
— С кем?
— Ну, с «крючками», — осмелел он.
— Недавно.
— Я это сразу определил...
После разговора опять мы ехали молча, и я стал подремывать. В конце концов, устроившись поудобнее, заснул.
Проснулся, когда грузовик стоял у какого-то здания. За плечо меня бережно тряс шофер:
— Слышь, шеф, приехали.
— Куда приехали?
— В колхоз «Дружба».
— Но мне надо в Анну.
— Я не знал, а то бы разбудил на трассе.
— Далеко до трассы?
— Рукой подать, километра не будет.
— Спасибо!
— Чего там. Хорошего человека приятно уважить...
Так мы расстались.
Я добрался к трассе, присел на большой суковатый комель старого тополя, который лежал у самой дороги, и стал ждать попутную машину.
Впереди перед глазами — просторное поле с празднично зеленеющей озимью, в сторону направо — балка с мутноватой речушкой, которая скрывается в прошлогоднем камыше и за редким зеленоватым лозняком. Из-за камыша доносится задорное кряканье уток, хлопанье крыльев, всплески воды.
Сначала, услышав шум мотора, я вставал, шел к самой трассе и, подняв руку, пытался остановить машину. Но ни один шофер не обратил на меня внимания. Машины проносились мимо с бешеной скоростью.
Наконец хождение надоело, ужасно хотелось есть, и я обдумывал свое положение, с грустью смотрел на пролетавшие мимо машины.
Вспомнились прошлые каникулы. Ездил я на свою шахту. Пока устраивался, несколько дней уходило на то, чтобы найти начальника участка, который согласился бы временно меня трудоустроить. Обычно на хороших участках людей своих хватало, и попадал я на такие, где вкалывать приходилось за троих, а получал — кот наплакал. Я смотрел на свои стоптанные туфли, на обтрепанные брюки и представлял, как встретит меня Виктор.
Верилось, что он меня устроит на работу, я готов делать все, лишь бы к новому учебному году купить какой-нибудь костюм и туфли. Плащ, может быть, еще отстираю, а пальто у меня есть «семисезонное», можно в нем еще годик-другой походить.
Со стороны деревни подошел мальчик лет четырех. Остановился напротив и внимательно стал рассматривать чемодан. Из-под раздвоенного козырька солдатского картуза блеснули детским любопытством светлые глазенки.
— Ну, здравствуй! — кивнул я ему.
— Здоров! — ответил он мне тоже с кивком.
— Как звать тебя?
— Вюшка, — сказал мальчишка. — Чемодан с дырками, а почему?
— Мода такая.
— А мода — это что?
— Необходимость...
— А необходимость что?
— Так надо, понимаешь? — испугался я бесконечных вопросов. — Вот нужны эти дырки на чемодане, и все...
— А-а, — понимающе кивнул Вюшка головой. — Хочешь, взойдет солнышко? — спросил он.
— Оно и так взошло.
— А еще?
— Хочу.
Мальчишка сдернул с головы солдатский картуз, обнажил огненно-рыжую голову.
— Ух, какое яркое солнышко! — воскликнул я.
Вюшка радостно хохочет.
— Что это у тебя на лбу? — замечаю я круг, нарисованный фиолетовым карандашом.
— Солнце! — Вюшка смотрит на меня с недоумением. Тут только соображаю я, что мальчишка показывал мне солнышко, нарисованное фиолетовым карандашом. — Это братка рисует, — поясняет он.
Одет Вюшка в выцветшую, побелевшую от солнца и стирок рубашонку, короткие штанишки, пристегнутые с двух сторон к рубашке большими булавками, на маленьких босых ножках уже проступают цыпки.
— Не холодно тебе?
Вюшка качает головой.
— Хорошо, теплушко. — Он садится рядом со мной, берет в руки чемодан и рассматривает дырки. — Прорватые, а ты говорил — мода... мамака ругала?
— Нет, еще не ругала. Не видела. А столовая у вас где-нибудь есть?
Читать дальше