Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

Инженер как будто догадался о мыслях забойщика, спросил:

— А что скажет Антон Поликарпович?

— Лаву можно держать...

— Спасибо, Поликушин! — прервал начальник шахты Топорков. — Я ведь не год работаю в горной промышленности, понимаю, что можно держать... но ушел ты, а тут сидишь и думаешь, вернутся или нет!.. — и чтоб не сорваться, начальник шахты ушел.

От сказанного забойщику стало не по себе.

— Горячий человек, вспыльчив, но справедлив, умеет вовремя сдержать себя,— с облегчением выдохнул Сидор Иванович. — Он внимательно посмотрел на Поликушина и, не заметив в его глазах тревоги, сказал: — И я говорю вам спасибо, Антон Поликарпович! — заметно было, что он верил Поликушину, как саперу. — По всем шахтерским законам, в такой лаве нельзя одному работать. Нужен человек, который бы определял процент метана в воздухе. Сопровождать тебя будет десятник вентиляции Зиновьевич. Сейчас я вас познакомлю.

Зиновьевич, тщедушный, маленького роста старикашка, с пышными серебряными усами и бородкой клинышком, с керосиновой лампой — вольфой поджидал Поликушина у ствола.

Антон Поликарпович помнил Зиновьевича и сразу узнал его. До войны он тоже работал десятником по вентиляции, шахтеры между собой называли его мухомором. За прошедшее время старик нисколько не изменился, он улыбался Поликушину, как будто они только вчера расстались.

— Ишь ты-ы, — покачал из стороны в сторону вольфой, приветствуя этим жестом забойщика,— Антон Поликарпович, собственной персоной.

— О, да вы знаете друг друга, — сказал Сидор Иванович.

— Как же не знать, если годов десять в одном подземелье. Шахта не Москва, народу поменьше и «проспекты» уже, хочешь не хочешь, а бывает, что носом зацепишься за товарища.

«Все такой же говорун», — отметил Поликушин и, вспомнив о страсти Зиновьевича к голубиной охоте, спросил:

— Охоту держишь?

— Как не держать, без охоты совсем невозможно...

И пока спускались в шахту, пока шли на участок, старикашка не умолкал. Из его рассказа забойщик узнал, как умерла старуха, жена Зиновьевича, как он хотел сварить ей бульон из голубей, а она отказалась, убедив старика, что все равно умрет и он останется одиноким без голубей.

— Вот у меня жена какая была, сохранила охоту для всего поселка! — Зиновьевич сказал это с такой гордостью и восторгом, как будто старуха его совершила подвиг. Он замолчал только в лаве, когда Антон Поликарпович, наладив вентиляцию, принялся за работу.

Старик выбрал поудобнее место, чтобы не мешать забойщику работать, убавил в лампе фитиль, и желтоватый свет вольфы крохотным цветком отразился в глянце породы. Зиновьевич следил за языком огонька, определяя по высоте пламени процент метана в лаве. Он замечал, как после ряда сильных выбухов пламя увеличивалось, но, несмотря на это, оставался спокоен. При хорошей вентиляции это неопасно. Наблюдая за движениями Поликушина, старик одобрительно кхекал, подсказывал, где лучше делать подбой пласта.

Иногда Поликушин вспоминал сказанное начальником шахты, думал об опасности, но присутствие Зиновьевича настраивало забойщика на другие мысли, и он верил, что сам он и этот старичок вечны па земле, как вечна жизнь. И от этих мыслей Антон Поликарпович работал увереннее и сноровистее.

Прошло больше месяца с того дня, как Поликушин первый раз после войны опустился в забой. В сквере на доске Почета появился его портрет. С первой получки Светлана купила продуктов, несколько буханок хлеба и накормила детей досыта.

Антон Поликарпович сидел у открытого окна и слышал, как его младший сын разговаривал с приятелем.

— Как папка пришел с войны, хлеба у нас — от пуза.

— Врешь ты все, — усомнился приятель.

— Нет, не вру, вот я и тебе кусок вынес.

— Весь отдаешь?..

— Весь...

— Если бы мой папка вернулся, у нас тоже много хлеба было бы.

Поликушин взял полбуханки, отсыпал в чистый лоскут сахара и, завернув, отправился навестить Зиновьевича.

Старик встретил Антона Поликарповича радостно. До позднего вечера они говорили о «Пугачевке», о том дне, когда на участок придут люди.

Мирная жизнь для Поликушина становилась привычной, а необычная работа забойщика на опасном участке наполняла ее новым смыслом, заставляла жить в полную силу.

Данило Иванович уходил на пенсию нехотя. «Радости мало», — отвечал он на поздравления. Последний раз обошел шахтный двор, подарил знакомому пареньку свою каску и куртку. «Мне они ни к чему, носи на удачу». Он бы поработал еще, но что поделаешь — старость.