Валентин Солоухин - Соломенный кордон [Рассказы и повести]

Помывшись после работы в бане, Потап встретил своего земляка у скверика, он сидел на скамейке и ждал его.

— Потап, я сегодня оформляю отпуск, поеду домой... Может быть, чего-нибудь передать?.. Ведь кореша мы с тобой... — Коноплев опустил глаза, поправил торчавший из кармана конец мочалки.

— Привет передай, расскажи, что я в шахте работаю. — Потап посмотрел на земляка и вздохнул. — А зря ты, Петька, мне не доверял. Ведь вспомни, как я ловил птиц? Ты бы объяснил мне, что здесь и как. Помог бы мне... Я ведь, черт возьми, растерялся от всего и вел себя как дурак... Ты же знаешь, как мне надо помочь матери.

— Да я ничего... Зря ты так... — Коноплев виновато посмотрел в глаза Потапу. — Если тебе нужны деньги, чтобы послать матери, так я одолжу.

Потап Ломтев подогнул под лавку ноги, чтобы не видно было огромных ботинок, и уставился на Петьку своими маленькими, похожими на бусинки глазами:

— Конечно, займи, сам знаешь, как матери приходится с тремя гавриками. В первую же получку я тебе верну долг.

Они шли от шахтного двора к общежитию сквером, один рыжеголовый, широкоплечий здоровяк, другой маленький, юркий, похожий на мальчишку-подростка. Встречные, посмотрев в их сторону, невольно улыбались, только что-то настоящее могло объединить таких разных с виду людей.

Жена торопливо собирала в узелок концы ситцевого платка, в котором хранился ее завтрак, на ходу объясняя Антону Поликарповичу, как разделить между детьми хлеб, как сварить борщ из лебеды и как его приправить килькой.

До войны она была медлительная, полнотелая; сейчас сухопарая, очень подвижна — нужда научила поспевать везде — и на работе, и дома.

Антон Поликарпович Поликушин трудно привыкал к мирной жизни поселка. С утра, как только прогудит над шахтой гудок, призывающий на работу шахтеров первой смены, Поликушин выходил к калитке и, облокотившись здоровой правой рукой на широкую доску, смотрел вдоль улицы.

Домой он возвратился недавно. Вначале расспрашивал у жены о друзьях, о знакомых, потом сам стал высматривать их на своей улице. Из друзей на шахту никто не вернулся, знакомые тоже мелькали редко. До войны его знал весь поселок, стоило где-нибудь ему показаться, как со всех сторон сыпалось: «Антону Поликарповичу привет! Здрасте, Антон Поликарпович!»

Сейчас не с кем здороваться.

Выходя к калитке, Антон Поликушин высматривал забытые лица. Вдруг попадется знакомый человек, тогда можно будет расспросить, как идут дела на шахте. То, что рассказывала жена, казалось ему бабьей болтовней, она работала на подгонке у ствола, о работе забойщиков знала мало. Вот поговорить бы с кем-нибудь из них — это да. Забойщик бы рассказал все о подземных переменах...

— Моторная у тебя жена, — заметила старуха соседка, когда Антон Поликарпович показался первый раз у калитки.

«Моторная» — это слово как нельзя лучше характеризовало сегодняшнюю Светлану.

Двое детей — будешь моторная, рассуждал Поликушин, и ему хотелось поскорее избавить жену от непосильного шахтерского труда, не терпелось пойти к начальству и попроситься на работу. Но возьмут ли в забой, если прошел месяц как выписали из госпиталя. Раздробленная разрывной пулей кисть левой руки недавно срослась, боль утихла, постепенно оживали пальцы. Он уже шевелил ими, ощущал тепло, шершавость предметов, удерживал ложку.

После того как взрослые уходили на работу, улица на время пустела.

Антон Поликарпович выходил за калитку и останавливался у кривого ясеня. Осенью сорок первого года по деревцу прошло колесо немецкой самоходки, вдавило в землю, содрало кору. «Думали, засохнет, — рассказывала жена, — а он весной погнал лист, поднялся от земли, так и растет».

Антон Поликарпович провел пальцами левой руки по наплывшему рубцу на коре, посмотрел на яркую зелень листвы, взгляд его скользнул дальше, туда, где в конце улицы был разбит сквер. За сквером шоссе, а метрах в ста от шоссе начинался шахтный двор. Он ясно слышал звон стволовых сигналов, глухие удары пустых вагонеток, грохот металла. Несмотря на то, что шахта работала третий год, восстановление ее не завершилось.

Антон Поликарпович зашагал к шахте.

Прошел полуразрушенные здания, потом спустился с холма, пересек заброшенный железнодорожный тупик и вышел к черному от угольной пыли бункеру. Под люками бункера стояли полупульманы и несколько низкобортных платформ.

Полупульманы загружены, от влажного теплого угля подымался жиденький парок. «Еще не успел остыть. Спешат, нужен сейчас уголек». Осмотревшись, он направился мимо бухающей компрессорной, чутьем угадывая в длинном, крытом шифером доме нарядную.