Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Маматай предлагал заменить бронзовые детали простым кривошипно-шатунным механизмом, работающим по принципу рычага. Такой механизм неказист на вид, но в работе прочен и надежен.

— Интересно, интересно, — загорелся идеей молодого инженера Хакимбай. — Пока еще рано говорить об экономическом эффекте… Нужны расчеты, но, думаю, мысль — смелая и дельная, — Хакимбай ударил Маматая по плечу. — Давай теперь считай, да побыстрее. Техническая мысль, сам знаешь, стареет…

— Нет, Хакимбай, технические расчеты сделаешь ты — это моя просьба.

Хакимбай удивленно поднял брови.

— Так вернее, друг, тем более — я из другого цеха.

— Ненужная щепетильность, Маматай, — рассердился Хакимбай. — Когда речь идет об интересах комбината…

Но Маматай настоял на своем.

— Ладно, так уж и быть, помогу тебе на первых порах. Только учти: на очереди сейчас у меня диссертация.

— По рукам, — Маматай крепко пожал руку друга и быстрым шагом вернулся в свой ткацкий.

Колдош уже целый месяц находился в камере предварительного заключения. Следственные органы раскрыли целую воровскую цепочку, по которой с комбината выносились тысячи метров высокосортной продукции. Жулики давно и регулярно обкрадывали предприятие. Это были люди без определенных занятий и местожительства, с ними был и Колдош.

Маматай, узнав о заключении Колдоша, не без внутреннего удовлетворения подумал: «Повадилась лиса в курятник — капкана не миновать!» Но тут же ему стало не по себе: «И что это я чужой беде радуюсь? Да и не чужой нам Колдош, наш, комбинатский, пришедший из профтехучилища желторотым птенцом!.. Где же мы-то все эти годы были? Допустили такое!»

Конечно, у Колдоша характер не сахар. Маматаю самому не раз приходилось убеждаться, до каких срывов у него доходило дело. И все-таки человек он, а значит, и к нему есть подход, есть, ключик к сердцу, и его необходимо найти, пока еще не совсем поздно…

Маматай, конечно, не ждал, что Колдош обрадуется ему, когда переступал порог тюремной проходной. Самолюбивый, дерзкий парень вряд ли подпустит его к себе. Но Маматай решил проявить настойчивость и терпение.

Ожидая свидания с Колдошем, Маматай задавал себе тысячу вопросов, пытаясь уяснить внутренние, невидимые для других причины преступления парня. Ложно ли понятое самолюбие, желание показать себя, мол, вот какой я мужчина? Или жажда риска, легких денег? Маматай понимал, что падение Колдоша ужасно, но в нем почему-то жило убеждение, что парень озлоблен на жизнь и людей. Из-за чего? И кто в этом виноват? Почему хочет он казаться сильным, грубым и неуязвимым, не признающим никаких авторитетов?

Вернулся дежурный один и сказал Маматаю:

— Свидание с заключенным не состоится.

Маматай поднялся:

— Могу я узнать причину?

— А, что там! — перешел с официального тона дежурный на доверительный. — И слышать не хочет, даже сплюнул и отвернулся. А ведь вы первый к нему за все это время…

Маматай и не ожидал другого от Колдоша. «Ничего, капля камень долбит… Буду ходить… А Колдош не каменный, выйдет рано или поздно хотя бы из любопытства…»

Маматай зашел в цеховой комитет комсомола, чтобы поговорить там о Колдоше.

— Пусть получает свое… Заслужил! Донянчились. Последнее время и слово-то страшно было ему сказать, того и гляди, встретит в темном переулке, — возмутилась с первых же слов Маматая дочка Пармана Анара, сухощавая в Батму и вспыльчивая.

— Конечно, он свое получит. Не об этом я, Анара. Мы же обязаны выяснить, как дошел он до жизни такой? Должны же быть смягчающие обстоятельства… Мы же даже не знаем, есть ли у него родственники… Сидит один, дружки отшатнулись… — Маматай перевел взгляд на комсорга: — Чинара, нас же за это по головке не погладят!

— Ох, Чинара, все мы люди и должны помогать друг другу, — не выдержала Сайдана. — Только не подступиться к нему, нет-нет.

— Не могу, у меня дела, — сухо отрезала Чинара, потому что не признавала филантропии.

Маматай не стал настаивать и взялся за ручку двери, но она неожиданно остановила его:

— Ладно, идем.

Они шли по широкой, залитой дождем и неоновым освещением улице. Она казалась огненной рекой. И закат был огненный. И страшно было ступать по «горящим» лужам. В глазах Чинары тоже отразилась огненность вечера. Прошел троллейбус, как спичкой, чиркнув по проводам и оставив за собой искристый след.

— Чинара, ты понимаешь, какой ценой сейчас расплачивается Колдош за свои глупые похождения? — Маматай широким жестом показал вокруг. — Свободой, тем, что много вот таких прекрасных вечеров будут навсегда вычеркнуты из его жизни…