Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

— Почему же у меня не спросили?

Алтынбек нахмурился — вот и делай добро таким простачкам! Нет, чтобы заверить в готовности платить добром за добро. Или он считает, что не комбинат ему, а он комбинату оказывает неоценимую услугу?

— Маматай, ты можешь отказаться, если тебе эта должность не по душе. Дело поправимое. А о такой должности многие молодые специалисты мечтают, так что… дерзай, мой тебе совет. — И Алтынбек взглянул на часы и поднялся с кресла, давая понять, что аудиенция окончена.

Заседание Совета рационализаторов и изобретателей комбината шло по давно установившемуся регламенту: предложения принимались или отвергались, а иные возвращались на авторскую доработку.

Среди тех вопросов, что привлекли особое внимание специалистов, была рационализация группы инженеров во главе с Алтынбеком Саяковым. Да это и неудивительно: известно всем, какой авторитет на комбинате у главного инженера и как практика и как ученого!

Алтынбек чувствовал себя именинником, ведь он — главный группы, значит, и все почести и внимание ему — заслуженно, по праву. Он с каждой очередной похвалой становился все серьезнее, потому что знал — этого от него ждут и начальники, и подчиненные, а уж кто-кто, а он надежд тех, от кого зависит, обманывать не собирался. И конечно, ввязываться в ненужные споры тоже. Вот почему Алтынбек спокойно помалкивал, видя, как горячатся начальник механической мастерской Хакимбай Пулатов и инженер Саипов.

Высокий, худой, с ястребиным носом, Пулатов, как бойцовский петух, так и налетал на румяного, лояльного Саипова, перед самым его носом ребром ладони разрубая прокуренный воздух.

— Не мерьте всех на свой аршин! Мерка ваша мелкая, куда вам с ней!

— Прошу без личных выпадов, — для порядка вмешался Саяков и еще для того, чтобы все видели, что и он принимал участие в дискуссии.

— Да знаете ли вы, в чем он меня обвинил? Меня? В корысти! Будто я хочу урвать кусок пожирнее, — переключился с Саипова на Алтынбека начальник мастерской.

— Не поверю, чтобы материальный стимул на всех действовал, а на Пулатова нет! — не отступался от своего Саипов. — Закона развития общества не признаешь. — Казалось, Саипову доставляло удовольствие дразнить Хакимбая, буквально захлебывавшегося от возбуждения.

— А я утверждаю: человек, руководствующийся мелкой житейской выгодой, бескрыл!

— Пустой пафос! — обиженно надул толстые щеки Саипов.

Алтынбек примирительно улыбнулся:

— Борьба противоположностей, дорогие.

Всем понравилась находчивость главного инженера, угомонившего сразу даже этих заядлых спорщиков.

Маматай ушел с заседания взволнованный, в приподнятом настроении. Особенно его заинтересовало сообщение Хакимбая о технических новинках на комбинате. Маматай хорошо разбирался в теоретической механике, да и машины, о которых говорил начальник ремонтной мастерской, ему были хорошо знакомы. Еще в Ташкенте Каипов попробовал усовершенствовать один из узлов, много времени бился с ним, советовался с институтским светилом. Профессор одобрил его творческий порыв, но почему-то усомнился в экономическом эффекте маматаевского изобретения.

Вернувшись в общежитие, Маматай первым делом энергично выдвинул из-под кровати свой видавший виды обшарпанный чемодан, достал те институтские чертежи и просидел над ними до поздней ночи.

В общежитии тихо и сонно. А давно ли в этой комнате Хакимбай и его друзья-технари за полночь вели громогласные профессиональные споры. Тогда он, деревенский паренек, только-только отслуживший армию, голоса боялся подать, не только что… А вот настало время — на равных участвовал в совещании Совета рационализаторов!

«Удивительная штука — человеческая судьба, — волновался от своих мыслей Маматай. — Вот отец говорит, будто она — чудо, «подарок бога», будто еще до рождения запечатлевается на челе каждого… Так ли это? Выходит, если верить отцу, никто в своей вине не виноват! Ни Парман, разоривший сердечные надежды Шайыр, сделавший ее такой, какова она сегодня, — с ее напускной игривостью и черной тоской безверия? Ни они с Даригюль, отдавшие на волю случая свою любовь? Чья тут вина?»

Вопрос следовал за вопросом, они выстраивались в порочную цепочку, у которой, как казалось Маматаю, не было конца и края… Но все-таки он добрался по ней до однозначного вывода: нет в мире счастья обособленного, зависящего только от одного человека, ведь недаром судьбы Даригюль, Шайыр, Пармана и многих, многих других так болезненно сложно, так причудливо переплелись с его собственной, и сколько еще впереди утрат, встреч и расставаний? И он, Маматай, постарается сделать все от него зависящее, чтобы помочь, поддержать, вовремя прийти на помощь…