Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Увидев неподалеку кафе, Маматай направился туда. Было еще рано, в зале сидели редкие посетители. Маматай подошел к стойке, за которой франтоватый буфетчик с роскошными усами деловито протирал бокалы, выстроившиеся перед ним рядами.

— Можно водки? — угрюмо спросил Маматай.

— Хоп! — буфетчик всем своим, видом изобразил вежливость и радушие и приложил правую руку к сердцу. — Милости просим за столик.

Что было потом, смешалось в памяти Маматая. Очнулся он ранним утром от, казалось ему, разламывающего виски стука. Удивленно оглядевшись, он обнаружил, что лежит навзничь на широкой мягкой кровати в незнакомой комнате. Рядом с кроватью на стуле, на уровне его головы, стоял зеленый будильник, булькающий гулкими звуками, Маматай попытался было повернуться, но тотчас боль обручем охватила голову, и в глазах помутнело. И тут он увидел рядом с собой полнотелую женщину, в которой к своему ужасу узнал немолодую сотрудницу отдела кадров Шайыр. «О господи! — пронеслось в мозгу у Маматая. — Да я же с нею еле знаком!»

Шайыр не спала. Прищурив и без того узкие, косо разрезанные, как у японки, глаза, она насмешливо улыбалась уголками рта.

Маматай смущенно приподнялся и глухо, от испуга не в силах овладеть голосом, пробурчал:

— Где я? Как сюда попал?..

— Ха-ха-ха, не видишь, что ли, где находишься? Или меня не узнаешь?

Маматай судорожно пытался что-либо вспомнить, но хмельной туман начисто заслонил от него вчерашнее.

Шайыр продолжала смеяться и в конце концов, снисходительно похлопав его по плечу, рассказала о вчерашнем.

— Захожу в буфет купить конфет, смотрю — ты сидишь, пьяный до невозможности. К кому-то пристал, схватил за грудки, стал требовать водки у буфетчика. Тот сердится, грозится милицию вызвать. Ну я пожалела тебя, подошла, говорю: «Ну-ка пошли!» А ты как заорешь на меня: «Кто ты такая?!» Я не долго думая и сказала тебе: «Жене [2] Жене — жена старшего брата или просто старшая по возрасту. я твоя, Маматай, жене!».Тут ты чуть-чуть утихомирился, но потребовал, чтобы я выпила с тобой. Пришлось выпить — иначе не удалось бы вытащить тебя оттуда…

Сгорая от стыда и обхватив голову руками, чтобы хоть немножко утихомирить невыносимую боль, Маматай извинительно пробормотал:

— Шайыр, спасибо тебе, но понимаешь…

— Ничего… ничего… А уж как умолял меня потом… Рабом до конца дней обещал быть… Сердце мое не каменное, как видишь… — Узкие глазки Шайыр сочно блестели от нескрываемого довольства. Нисколько не стесняясь. Маматая, она встала, размашисто налила полстакана водки и, сунув его в руки парня, пожалела: — На, опохмелись, легче станет!

С отвращением выпив водку и кое-как ополоснув лицо холодной водой, Маматай засобирался домой. А Шайыр на прощание по-хозяйски предупредила:

— Маке, меня сегодня вечером не будет дома. Ключ возьмешь вот здесь, под ковриком. Располагайся без меня как дома: поужинай, пей чай… Вот так.

В общежитии Маматай оказался в одной комнате с Хакимбаем Пулатовым. Он был благодарен инженеру за то, что тот первый подошел к нему и запросто предложил:

— Слушай, поселяйся ко мне. Оба мы холостяки. Будет веселее, согласен?

Хакимбай был простым, открытым и веселым человеком. С ним, как ни с кем другим, Маматаю было легко и интересно. Полки, шкаф и подоконники в их комнате были сплошь завалены книгами, что несказанно обрадовало Маматая.

По вечерам Хакимбай, как правило, или читал запоем, или старательно чертил, или же, засунув руки в карманы и ссутулившись, часами ходил по комнате из угла в угол. Маматай же старался сидеть тихо и не мешать своему товарищу. А потом и сам стал невольно, подражать ему.

Часто к ним, вернее, к Хакимбаю наведывался Алтынбек Саяков. Между ним и Маматаем после той сцены в ткацком, что называется, кошка пробежала. Да и о чем им было говорить? Но Маматай как губка впитывал в себя все, что слышал от них. А они часами могли спорить и решать, как улучшить тот или иной узел станка. Иногда они даже ссорились, но как только кто-то из них нападал на новый и оригинальный ход, все, довольные, искренне и заразительно смеялись. Если же вечер проходил в бесплодных спорах, расставались хмуро и подавленно. И у Маматая вошло в привычку радоваться или огорчаться вместе с ними.

Живя в общежитии, Маматай вскоре узнал всех, вместе со всеми спешил на смену, а в свободное от работы время, когда подбиралась компания, шли в кино или всей гурьбой на танцы.

Но его не тянуло в клуб — он стеснялся и своей скромной одежды, и робкой неуклюжести в обращении с девушками. Потоптавшись для приличия среди таких же, как он, неловких парней, Маматай обычно без сожаления спешил обратно в общежитие, к книгам, к Хакимбаю.