Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

Каип только обиженно фыркнул в ответ, конечно, догадавшись, с кем сравнил его председатель колхоза.

Маматай знал прекрасно, что, если отца его уговорить подчас было просто невозможно, то обмануть очень и очень легко. Однажды рано утром, когда Торобек спешил в правление, зашел к нему домой Каип. В это время появилась из кухни жена Торобека с разогретым пловом, оставшимся от ужина. А Торобек, то ли решил, что плова мало на двоих, то ли надумал просто подшутить над Каипом, только оттолкнул кесе [28] Кесе — деревянная миска. и наорал на жену:

— Вах, жена, одурела, что ли? Иль не знаешь, что не ем подогретые остатки? Прочь объедки, на двор скоту…

Каип, конечно, тут же клюнул на такую явную приманку и весь день судачил с кишлачниками:

— Слыхали, Торобек-то наш совсем заважничал: подогретый плов, баранье мясо не стал есть и ногой пнул…

«Пнул ногой». Каип безусловно, прибавил для красного словца, чтобы соседи скорее поверили в зазнайство председателя.

А сам Торобек долго смеялся, вспоминая, как обманул простачка Каипа.

Но не всегда победа в таких поединках и подначках оказывалась на стороне Торобека. Случалось «побеждать» и Каипу.

В засушливое лето колхозу особенно большое внимание приходилось уделять ночному поливу. Торобек тогда почти не спал, кочуя из бригады в бригаду.

— Вах, вода на глазах убывает, — сокрушались поливальщики.

— А что Каип смотрит — его участок первый от канала! — сердился уставший Торобек.

— Вах, Каипа не знаешь? Да он, видать, дома своих овец обихаживает, — ехидно выставил прокуренные зубы старый мираб.

Взревел мотор, и Торобек, поднимая клубы удушливой пыли, помчался к каналу. И в самом деле — вода почти не поступала, а Каипа и след простыл. Ругавшийся на чем свет стоит Торобек медленно ехал вдоль канала, озираясь по сторонам, чтобы в темноте на кого-нибудь не наскочить. Рассвет чуть брезжил. И тут в предрассветных сумерках он рассмотрел Каипа, растянувшегося под старой дуплистой ивой. Как ни приглядывался Торобек, не мог понять, спит Каип или отдал аллаху душу: изо рта у него проступало что-то красное… У председателя сердце ушло в пятки: «Неужели давеча переехал?..» Торобек, несмотря на свой немалый вес, пулей вылетел из машины — и к Каипу! Приговаривая «Бедный мой друг!», приподнял его голову.

Каип заорал от страха и открыл глаза, а Торобек, сбитый с толку его криками, выпустил голову Каипа, и тот стукнулся о сухую землю, окончательно придя в себя. Злосчастный мираб вытащил изо рта красный мешочек и улыбнулся как ни в чем не бывало Торобеку.

— О шайтан! О проклятье! — так и взвился рассвирепевший Торобек. — Надоело! Чуть сердце не разорвалось из-за твоих фокусов!

Оказывается, у Каипа ночью кончился насбай [29] Насбай — жевательная, бодрящая смесь. . А как ночью без насбая?.. У одного поливальщика спросил — нет, у другого тоже. Тогда Каип вышел из положения: набрал «орешков» горного козла, растер их и смешал с измельченным корнем кислячки — и в мешочек из-под насбая, лишь бы что пожевать. И такой «насбай» так крепко сморил Каипа, что он проспал всю ночь, забыв обо всем на свете…

Вспоминая прежние шутки Торобека и отца, Маматай грустно посматривал на стариков, чопорно восседающих друг против друга за чаем, будто не было у них общей молодости, работы и дружбы былой, будто встретились только сегодня за официальным угощением. Не поднял настроения и до румяной корочки поджаренный праздничный индюк, поданный Гюлум дорогим гостям.

Раскланявшись, поблагодарив за хлеб-соль хозяев, Торобек пригласил всех к себе на завтрак и чинно удалился. Ушла отдыхать и уставшая с дороги Бабюшай, так что сын с отцом остались одни у дастархана.

Маматай сидел напротив родителя, отмечая про себя, как похудел и постарел отец. «Даже усы обвисли, — расстроился Маматай. — Ох, отец, чем помочь тебе?»

Гюлум будто прочла мысли сына, громко сказала с кухни:

— Совсем раскис наш отец. Из дому не выходит, как медведь в берлоге…

И тут Каип не сдержался, видно, накипело на сердце — через край пошло.

— Вот, сынок, на старости лет узнал, что убийца я. — Каип всхлипнул и отвернулся. — Почему он меня тогда не придушил!..

— Отец, да я вижу, ты и сейчас ничего не понимаешь! Разве дело в том, что ты вынужден был защищаться? Конечно нет. Дело твое правое было, с какой стороны на него ни погляди! А вот за правду свою ты постоять не сумел, у Мурзакарима на поводу пошел…

Каип молчал, опустив голову.