Шабданбай Абдыраманов - Белый свет

— Правда? Говори! Правда ли это?

В глазах у нее были мольба, и страх, и надежда, и отчаяние. Она готова была в любую минуту еще сильнее разрыдаться или начать безудержно хохотать от радости.

— Правда, Маматай? — Голос ее совсем упал, почти перешел в шепот, а глаза вдруг стали робкие, осторожные, будто она боялась спугнуть птицу своего счастья, которая неожиданно села к ней на плечо.

Маматай прекрасно понимал, что происходит в душе Шайыр, знал, что сейчас любое сообщение может вызвать бурную реакцию. Он осторожно обнял женщину за плечи, усадил в кресло, принес воды:

— Да ты пей, Шайыр, тебе нужно успокоится, иначе я тебе ничего не скажу. Успокойся, все обойдется, все будет хорошо.

— Правда, Маматай, и что это я… — оглядываясь по сторонам и как бы начиная воспринимать действительность, сказала Шайыр и тут увидела Пармана и снова впала в ярость. — Ах, ты и сюда успел? А ну прочь! Сказала тебе, что теперь сами управимся… Теперь не нужен!

— Шайыр, Шайыр! Это называется — пришла поблагодарить меня, да? А сама шум-гам такой подняла, что завтра соседям от стыда на глаза не покажешься!.. Ночь же на дворе.

Шайыр виновато опустила глаза.

— Ну что ж, тогда слушай…

Маматай проводил Шайыр, совсем потерявшую силы от нервного потрясения. Она тяжело опиралась на руку Маматая, пытаясь изо всех сил сдержать лихорадочную дрожь, охватившую ее, как только они вышли на улицу.

— Как придешь, Шайыр, обязательно выпей чего-нибудь согревающего и успокаивающего, лучше всего чаю с медом и ложись, а утром вызови врача. Это необходимо, понимаешь, теперь тебе есть для кого беречь себя… Еще внуков дождешься!..

Шайыр только согласно кивала головой.

Когда Маматай вернулся домой, часы показывали два часа с четвертью. Он разделся и лег, снова пытаясь заснуть, но из головы не шла вся эта история с Шайыр, с Парманом и их сыном. «Чего доброго, и в самом деле уедет, она такая… — думал Маматай, вспомнив ее слова, когда та услышала, что сын ее живым ходит неизвестно где по земле. — Куда поедет? Где найдет? Ее это не интересует! Для нее сейчас главное — не сидеть на месте сложа руки…»

Шайыр так и сказала Маматаю, мол, пока ноги ходят, пока смерть не пришла за ней, будет день и ночь ходить по дорогам и спрашивать у встречных, кричать во всю силу души: «Помогите, люди, верните сына!..»

Маматай долго уговаривал Шайыр оставить эту бесполезную затею. «Тебе как человеку сказал, и ты понимай по-человечески… Ну и характерец у тебя, женщина…» И Маматай снова и снова втолковывал во взбалмошную голову Шайыр, что живет она в конце двадцатого века, что по дорогам сейчас мчатся машины, а не бредут путники с посохами… Объяснял Маматай ей, что человек — не иголка: раз рождение зарегистрировано, найдется ее Чирмаш, что одной ей поднять весь этот розыск не под силу, да и долго очень, что надо подключать общественность, администрацию, комбината.

— Ох, Маматай, не пойдет администрация на это… Что ей до меня?.. Правда, не всегда я на тихой работе пряталась… Прядильщицей работала… Имею благодарность…

— Что работник ты хороший, все знают, но в последнее время… Вот и говорю — возьми себя в руки, — вразумлял ее тогда Маматай.

— Давно я, Маматай, мечтала вернуться в цех!.. Думала, не сегодня-завтра… — и Шайыр снова горько разрыдалась.

Мысли неслись, сменяя одна другую. Маматай думал о материнском сердце, о его неизбывной, безмерной любви, о той невидимой связи матери с детьми своими, перед которой, наверное, бессильна сама смерть. Он вспомнил о своей старой матери, о ее недавних словах: «Милый мой, у твоих ровесников-односельчан по два сына! Почему ходишь один? Почему не хочешь обрадовать нас?» Слезы матери больше всего убедили Маматая, что они действительно что-то не так поступают с Бабюшай, живут, будто дети малые, бездумно и безответственно, не заботясь о доме, о семье… И Маматай решил, что вместе возьмут отпуск и отправятся в свадебное путешествие… И тут прозвонил будильник, напоминая, что пора собираться на работу.

Маматай еще с трапа самолета увидел на автостоянке красный «Москвич» Бабюшай. Благо багажа с ним не было, и он налегке поспешил к ней навстречу, подхватил, закружил, поцеловал.

— Несчастье случилось у нас на днях с Колдошем! Подкараулили его старые «дружки» — проломили череп железякой, да еще пустили в ход нож! — сообщила Бабюшай в машине.

— Ох, что же мы наделали! — схватился за голову Маматай. — Это я, я, Бабюшай, во всем виноват… Предупреждала меня Чинара, а я ушами прохлопал… Никогда себе этого не прощу!.. А теперь Колдоша нет… О сколько потерь за последнее время!..