Юлиу Эдлис - Опровержение

А перед ним, по эту сторону стола, в кожаных пузатых креслах сидят двое — главный наш инженер, женщина, Татьяна Алексеевна, и предзавкома, опять женщина, со смешной фамилией Неходько, Муза Андреевна.

— Да ты что, воды в рот набрал? — уже сердится директор. — Подойди поближе.

А в кабинете и вправду от штор темновато, вот он меня и не узнал, за парня принял, мой стиль «гамен» сработал, надо же!

— Он стесняется, — подлила масла в огонь Неходько. — Молодой парень, стесняется.

Тут меня прорвало, наконец.

— Я не он! — говорю твердо, хоть и с обидой. — Я — она.

— Чего? — удивился директор. — В каком смысле?

— Да это же Семен! — узнала меня, спасибо, Татьяна Алексеевна и ужасно обрадовалась. — Семенова Тоня из осново-вязального. Это у нее только вид такой, под мальчика. — И мне с укором шутливым: — Что ж это ты, Семенова, начальство вводишь в заблуждение?

— Про нее еще статья в сегодняшней «Молодежке» напечатана, — говорит Неходько. — Не читали еще, Иван Макарович?

— Читал, — как бы небрежно говорит он, а сам упорно на меня глядит, изучает, хоть мы с ним и знакомы отдаленно. — Читал, как же… Человек будущего, так?..

— Да, да, именно! — подхватила Муза Андреевна с гордостью нескрываемой. — И на производстве, и в быту, и в личной жизни…

— А ведь такая махонькая, — удивилась с искренностью Татьяна Алексеевна, — а поди ж ты… Тебе сколько точно лет, Тоня?..

— Ну и как самочувствие после статьи-то? — вдруг спрашивает насмешливо, но при этом приветливо и даже с сочувствием Иван Макарович. — Не по себе небось? Не в своей тарелке? Примером-то для подражания не просто быть, а?.. — И с улыбкой, пустив в потолок облачко душистого дыма, Татьяне Алексеевне с Неходькой: — Напишут иногда такое!..

— Она работник хороший, — заступилась за меня Муза Андреевна. — Активная комсомолка.

— Вся бригада у них на хорошем уровне, — добавила Татьяна Алексеевна. — Да и Семенова от похвалы нос не задерет, верно, Тоня?

— Не сомневаюсь, — выпустил опять дым из трубки Иван Макарович. — Я не о том… преувеличений не терплю. Хороший человек, хороший работник — норма, а не исключение. Верно я говорю, Антонина? — спрашивает он меня с требовательностью.

— А я опровержение уже дала, — соврала я нахально, хоть и против сознания. — В редакцию.

— Опровержение?.. — удивилась донельзя Неходько. — На что?

— На статью, — отвечаю я дерзко. — Я тоже за норму.

— Не понимаю, — сказала Татьяна Алексеевна. — Зачем?

— А пусть других неправдоподобно хвалят, — гордо отрезала я, — лично я не нуждаюсь.

— Опровержение! — вдруг на весь свой кабинет, пропахший «Золотым руном», расхохотался Иван Макарович. — Опровержение! Ну, Антонина! Ну, Семен! Ну, и тип же ты! — И никак не может смех свой, совершенно неуместный, унять.

Ну, а за ним следом заулыбались и Татьяна Алексеевна с Неходькой.

Потом он вдруг умолк, сунул трубку обратно в рот и спросил опять директорским голосом:

— Давай покороче, Семенова, конкретнее. Что у тебя?

Я и ответила конкретно:

— Ребенок.

— Кто? — вскинул он на меня непонимающие глаза.

— Роберт, — отвечаю. — Робик. Мальчик, строго говоря, ребеночек.

— Где ребеночек?.. — не поняла Неходько.

— В общежитии, — отвечаю опять конкретно.

— Давно он?.. — неуверенно спросила совсем огорошенная Татьяна Алексеевна.

— С утра, — говорю. — Часов с десяти.

— Что с утра? — заволновалась Муза Андреевна.

— Появился, — говорю, — утром. Совершенно неожиданно.

— Неожиданно? — растерялся и Иван Макарович. — Что значит — неожиданно?

— Ну, никто, строго говоря, не ожидал, — говорю. — Как снег на голову. Никто даже не предполагал.

— Что значит — никто не предполагал?! — даже стукнул от возмущения искусственной своей рукой о стол Иван Макарович. — Дети так не рождаются, без предположения!

А Муза Андреевна просто в ужасных догадках, как в дремучем лесу, плутает:

— Как же так? Я же тебя чуть не каждый день видела, Семенова… Нет! Ничего не могу понять!..

— Он что же… ну, ребеночек… он что — утром родился? — осторожно спрашивает Татьяна Алексеевна.

— Что вы! — говорю я, удивляясь их совместной непонятливости. — Что вы! Он уже три годика как родился!

— Три года?! — совсем теряется Муза Андреевна. — Как же так — три года? Где же он был все это время?

— В деревне, — объясняю терпеливо. — У тетки в деревне. А теперь тетка заболела, в больницу положили. Теперь садик обязательно нужен (последнее я уже непосредственно Ивану Макаровичу адресую, директору). Одно спасение — садик.