Илья Константиновский - Первый арест. Возвращение в Бухарест

Охваченный такими приятными надеждами, он писал свой обзор о вступлении Красной Армии в румынскую столицу. В течение трех лет войны он каждую неделю убеждал своих читателей, что Россия никогда не победит, что отдельные победы Красной Армии — случайность, — теперь он называл их «исторической закономерностью»; в течение двадцати лет он пугал своих читателей «большевистской опасностью», «славянским анархизмом», «завещанием Петра Великого», — теперь он писал, что «мы всегда оценивали новую Россию, исходя из здравого смысла». Он писал быстро и четко, его не смущало то, что пишет он как раз обратное тому, что писал всегда; его старческая рука, усыпанная гречкой, занемела, затылок стал красным, где-то глубоко, в таинственном мире сосудов, вен, артерий, уже свершились необратимые изменения, они давали о себе знать одышкой, усталостью, и он вынужден был отложить перо, подойти к окну и подставить голову под струю прохладного воздуха. За окном редакции была ночь, был притаившийся в ночи город, была война. Где-то передвигались войска, шли бои, и для многих людей это была страшная ночь, последняя ночь. Но старик с впалой грудью и склерозом подвенечных артерий, стоявший у окна своего тихого, уютного кабинета, об этом не думал. Он глушил тревогу старым, испытанным способом: приятными воспоминаниями об удачных дипломатических приемах а ля фуршет и мечтаниями о будущих приемах. Постояв несколько минут у окна, он вернулся к столу и принялся дописывать свой обзор, легко и привычно склоняя громкие, напыщенные слова, многозначительно рассуждая о Правах Народов, Демократии, Самоопределении и обо всем том, что для миллионов людей было жизнью и судьбой, а для него самого очень приятным и удобным занятием, именуемым Внешней Политикой.

«…На территории Румынии Красная Армия является не оккупационной армией, но армией освобождения. У кого руки не запятнаны кровью, кто не подстрекал к войне и разбою, кто не грабил и не убивал — должен бороться за свободу и ждать с надеждой час освобождения…» [89] Из брошюры «Идет Красная Армия».

А в соседней комнате, в экономическом отделе, жарко от народа, накурено, шумно. Мальчик со стриженой головой бродит по комнате, держа обеими руками жестяной двухэтажный поднос с дымящимися чашечками кофе. В этой комнате собрались мелкие репортеры из отделов судебной и светской хроники, сочинители всевозможной «смеси», ловкие и тонкие стилисты, авторы заметок в три строки петита, с подтекстом на целую колонку — кого это касается, тот поймет и сделает практические выводы. Они не работают, курят, спорят, обмениваются сплетнями и новостями. Только один — ему за сорок, у него длинное бугристое лицо и нервно двигающийся кадык — сидит за крайним столом, у окна, жует давно потухшую папиросу, листает какие-то бумаги и что-то выписывает, подсчитывает, обдумывает. До него доносится смех, отдельные слова: Решающая Фаза Войны, Черчилль, Балканы, Юлий Маниу, Красная Армия, Новое Правительство, Освобождение Трансильвании. Он не прислушивается, потому что его это не интересует. Новая фаза войны, Черчилль, Маниу, Трансильвания — все это несущественно, он журналист, и по-настоящему его интересует только свобода печати. Он не юнец, не новичок в прессе — он работает в редакции двадцать лет; и он серьезный человек, отец семейства, но о свободе печати он думает, как юноша, мечтающий о первой любви. При немцах и Антонеску, думает он, не было, да и не могло быть свободы печати, не было ее по-настоящему и до войны, каждое правительство вводило осадное положение, военную цензуру, не только министр внутренних дел и цензоры, каждый влиятельный политикан, каждый воротила мог зажать рот прессе. Теперь пришло коалиционное правительство, с диктатурой покончено, теперь обещают отменить цензуру и не вмешиваться в дела прессы — только бы они сдержали слово. Ведь свободная печать — высшее достижение демократии. Без свободной печати нет свободы. Дайте народу свободную печать, и он найдет свой путь.

Жуя потухшую папиросу, он листает толстое досье, в котором у него собраны документы, выписки, протоколы, терпеливо собранные в ожидании свободы печати. Все расположено в образцовом порядке, дела подшиты по алфавиту: Буква «А»: АНТОНИУ ЖАК, архитектор, член архитектурно-планировочной комиссии бухарестского городского самоуправления. Свободная печать молчать не будет. Свободная печать задаст господину Антониу один-единственный вопрос: почему каждый раз после того, как он распределял подряды примарии, его жена, брат, даже престарелый отец-пенсионер приобретали недвижимое имущество? Больше одной заметки не понадобится. Вот список приобретений семьи Антониу — он вряд ли понадобится. Глава семьи не дурак, он понимает силу свободной печати, он прибежит как миленький в редакцию, с ним можно будет договориться. На букву «Б» первым идет БРАНИШТЯНУ КОНСТАНТИН, председатель акционерного общества, владелец бумажных фабрик, цементных заводов, трикотажной фабрики и прочее, — с ним будет посложнее, это бандит с большими связями; но свободную печать нельзя запугать, свободная печать представляет свободное общественное мнение, и чем раньше господин Браништяну пожалует в редакцию, тем лучше для него.