Никакой охраны у входа в него не было, и Копылов прошел внутрь. Двери в палаты были отворены. Раненые молчаливо глядели на русского офицера с повязкой на рукаве, идущего вдоль коридора.
Из кабинета с застекленной дверью вышел врач-немец в белом халате. Он был возбужден и продолжал говорить кому-то, бросая слова через плечо назад. Увидев Копылова, он неожиданно заулыбался и кинулся к нему.
— Herr offizier! — воскликнул он, стаскивая с руки тугие резиновые перчатки, и жестом показал, что хочет курить.
Федор с поспешностью, необъяснимой для себя самого, протянул сигарету.
Немец прикурил от своей зажигалки. Пальцы у него дрожали, как у алкоголика. Он жадно затянулся и, выдыхая дым через рот и ноздри, сказал:
— Danke schön!
Из той же двери вслед за ним медленно выходили трое, теснясь в проходе. Две сестры с боков поддерживали раненого. Это был мальчишка лет шестнадцати, остриженный наголо. Обе руки у него были замурованы в гипсе; растопыренные в стороны, они занимали больше половины коридора. Копылов прижался к стене, пропуская сестер.
Выйдя наружу, Федор услыхал шумные голоса и звон стаканов. В корпусе напротив в нижнем этаже справляли фронтовую свадьбу — Копылов уже слышал про это: Шуру Чабанец отдавали за раненого летчика. После госпиталя ему полагался отпуск, но он, прежде чем ехать домой, разузнал где стоит БАО и приехал повидать Шуру.
Федор проходил мимо раскрытых окон, и Вика Ивлева увидала его.
— Старший лейтенант, заходите! — позвала она, высовываясь.
Она и Синьков выбежали встретить Федора и под руки начали втаскивать на крыльцо.
— Я дежурный — мне нельзя, — отнекивался Копылов.
— Неприлично, неприлично отказываться, — увещевал его пьяный Синьков, и не давал уйти. — Как дежурный по части ты обязан поздравить молодых от имени командования. Свадьба номер четыре или пять, — хихикнул он.
Жених и невеста сидели за дальним торцом стола.
— За молодых не отказываются даже и на посту, — отечески убеждал Копылова пожилой майор Лузин, проталкивая Федора между стеной и стульями, на которых сидели гости.
Жених был в форменном кителе при всех орденах. Рядом с ним к спинке стула прислонены новые костыли.
Шура, должно быть с помощью Вики, наспех смастерила себе подвенечную фату из санитарной косынки; с обратной стороны сквозь белое полотно слабо просвечивался красный крест. В волосы ей вплели множество длинных белых лент из марлевых бинтов — теперь на них можно было не скупиться. В великолепии этого убранства она и впрямь походила на невесту. Только гимнастерка и погоны не совсем подходили к случаю.
Жених, будто давно ждал именно Копылова, обрадованно привстал навстречу, хлебосольным жестом раскинул руки над столом. Он был немного пьян и счастлив и, как все счастливые, глуп. Он сам сознавал, что глуп, и от этого все время улыбался чуточку иронично. Расплескивая водку, налил Копылову полный стакан и себе тоже.
— Саша, выпей с нами. Это мой друг, — как старого знакомого представил он Шуре Федора.
Шурочка взяла чей-то наполненный стакан и потянулась чокнуться. Ее глаза блестели и светились от восторга.
— Ты очень, очень милый, что зашел, — прошептала она, и он понял, что сейчас она совсем не помнит про их прежние отношения и в самом деле рада ему, как любому другому гостю.
Они выпили втроем: за столом уже не было общего порядка, все разговаривали громко, вразброд. Копылов начал пробираться назад к двери. Никто больше не обращал на него внимания. Одна только Вика вышла с ним.
— Не поверишь, я так рада за нее: она всю войну мечтала о настоящей свадьбе. Ведь правда, у нас все как надо? Ты был когда-нибудь на свадьбе?
— Нет.
— Вот, никто не был, — подосадовала Вика. — Хоть бы кто-нибудь подсказал, чего не хватает. Это очень важно, а то случится, как в те разы. Ты веришь, что теперь у нее будет все хорошо?
— Н-не знаю… А почему бы нет?
— Горько! Горько! — загорланили вдруг гости.
— Горько! — подхватила Вика, убегая, и оставила Копылова одного.
Ему еще долго слышались веселые крики. Только веселость была какая-то ненастоящая. А может быть, это только ему так казалось.
Было около часу ночи, когда он возвратился в штаб.
Кроме посыльного и дежурной по штабу радистки Веры Поповой, никого не было. Впрочем, все штабные жили в этом же здании в комнатах по общему коридору — только теперь все уже спали.
Копылов тоже заперся в своей комнате и, не раздеваясь, лег на диван.
…Ему приснился жердяной сарай, возвышающийся на месте сожженной избы посреди пустой деревни, закутанной не то туманом, не то дымом, ползущим из расщелин в мерзлой земле.
Читать дальше