Дмитрий Сергеев - Позади фронта [= Полевая жена]

У начальника КЭЧ квартира — целых полдома с отдельным входом. Во дворе напротив окна зеленая будка рации, колотится движок; чуть дальше под навесом дымит походная кухня.

В этот вечер на квартире у Сидельникова собралась мужская компания. На столе раскупоренная банка американской колбасы, тарелка спелой черешни, огурцы и домино. Спирт во фляжке, на всякий случай, прятали под столом. Выпивали по ходу игры. Партнером Копылова был Сидельников, против них играли начальник отдела ГСМ старший лейтенант Никитин и командир взвода из роты связи лейтенант Глушков. Обе пары давно сыгрались, все четверо знали, что игра ведется не честно, плутовски, но именно это и казалось интересным. «Козлы» под торжествующий рев победителей пролезали под стол, скользя ладонями по накиданным на полу косточкам черешен.

В дверь постучали.

— Войдите! — Сидельников по полу передвинул ногами булькающую фляжку. Копылов перехватил эстафету.

На пороге стояла Шурочка Чабанец — в БАО все почему-то звали ее Шурочкой. Новая гимнастерка на ней кокетливо перехвачена широким ремнем, лаковый хлястик портупеи потонул на груди — даже при помощи немудреной армейской формы Шурочке удавалось подчеркнуть достоинства фигуры.

— Фи, какой у вас смертоносный дух, — сказала Шура, проходя на середину комнаты. — Самогон глушите?

— Спирт, дорогая. Исключительно из гигиенических соображений, — лысеющий, но все еще стройный Никитин выскочил из-за стола навстречу гостье. — Спирт и домино — детские развлечения.

Слегка захмелевшие офицеры оживились. Копылов достал фляжку из-под стола, сдвинул кружки.

— Хозяин, еще бокал.

Сидельников подал единственный граненый стакан. Копылов налил, отмеряя одинаковые дозы. Шуре придвинул стакан.

— Отважные соколы, предлагаю выпить за здоровье русалки. Честное слово, у нас светлее стало, как ты вошла, Шура.

— За русалку в лейтенантских погонах, — уточнил Никитин, поднимая кружку.

Шура взяла стакан, все потянулись чокнуться с нею.

— Айн момент, — Сидельников зачерпнул ковшом из ведра на скамейке под окном. — Даме первой, — сказал он, отдавая ковш Шуре.

Чабанец подняла стакан, посмотрела через него на свет.

— Мне много, мальчики. Давайте я вам всем отолью.

Она отбавила из своей порции половину и выпила первая, хлебнула воды и, морщась, передала ковш Никитину.

— Закуска, — щедрым жестом предложил Копылов, показывая на составленные в одном углу стола початые консервные банки и огурцы.

Шура взяла горсть черешен.

Никитин проглотил спирт, торопливо запил несколькими глотками воды и без спросу чмокнул Шуру в щеку.

— Один поцелуй — и никакой закуски. Одного поцелуя на литр спирту хватает, — объяснил он. — Фронтовая норма. Олл райт, как говорят наши союзники.

— Ты и без поцелуя два выдуешь. — Чабанец платком смахнула со щеки. — Извините, мальчики, — впрочем, у этого мальчика скоро волос не останется, — показала она на лысину Никитина. — Я майора Лузина ищу, начальника своего.

— Геббельс с ним, с Лузиным! Побудь с нами.

— Скучно у вас, — Шура обвела взглядом пустые углы.

— Пренебрегаешь доблестными офицерами БАО. У пилотов веселее? Начнут хвастать — за ночь не переслушаешь: что было, чего не было.

— Ну, хвастать-то и вас не мне учить, — возразила Шура. — Только, по правде говоря, вам-то и хвастать нечем, чмошники несчастные. Спирт только без надобности изводите.

Все посмотрели, как за Шурой захлопнулась дверь, как потом она прошла мимо окна, оправляя на себе гимнастерку.

— Ну, ты и впился в нее, — Сидельников подмигнул Копылову и крякнул со значением.

— Есть на что смотреть, — Никитин плеснул понемногу спирту во все кружки.

— Не ему. Сам вон какую подцепил — хватит с него. Это бы вот ему уставиться, — начальник КЭЧ кивнул в сторону раскрасневшегося Глушкова.

— Нашел кого жалеть: у него во взводе двадцать девок.

— Скажешь, — обиженно протянул Глушков. — Что я себе враг? Ротный только и ждет, чтобы рапорт на меня настрочить: мы с ним не в ладах.

Выпили молча. Сумрачные углы старого деревянного дома затонули в надвигающихся сумерках. Бесцельность этого вечера, проведенного вместе из скуки, сделалась очевидной.

— Правда, что у них свадьба была? — спросил Сидельников, облизывая нижнюю губу, обожженную неразбавленным спиртом.

— Сам на той свадьбе больше литра высосал за благополучие молодых, — отрапортовал Никитин. — «Горько» до хрипоты орал и пил со злости, что не мне целоваться.