Борис Зайцев - Первый год

Семнадцатого января вечером в школьном зале собирался педагогический совет.

Учителя занимали места. Виктор Петрович сидел в последнем ряду и чувствовал себя, как перед государственными экзаменами. Нет, он волновался даже больше: будучи студентом, Логов отвечал только за себя, за свои знания, за свое поведение, за свою общественную работу; теперь же, когда он стал учителем, на нем лежала ответственность за десятки юных советских граждан, за их знания, за их поведение и общественную работу — за весь образ жизни, который они ведут. Поняв это, Виктор Петрович яснее прежнего увидел, как мало сделал он и как много предстояло ему сделать.

— Товарищи! — Из-за красного стола на сцене встал Иван Федорович. — Пожалуй, начнем.

Он объявил повестку дня и попросил Ивана Кузьмича рассказать совету о своей работе.

— Уважаемые коллеги! — заговорил Стрелец, двигая своими лохматыми бровями. — Меня обвиняют в недобросовестном отношении к делу, даже не считая нужным должным образом аргументировать такое обвинение. Я работаю по шестнадцать-восемнадцать часов в сутки, я…

— Иван Кузьмич! — прервал математика директор. — Говорите по существу.

Старик еще сильнее задвигал бровями, его лицо и лысая голова покрылись мелкими каплями пота.

— Товарищи! Чтобы оценить роль математика в системе коммунистического воспитания, необходимо уточнить содержание ее, ее происхождение и пути развития. Изучая в арифметике и алгебре разного рода числа: целые, рациональные, действительные, комплексные, гиперкомплексные…

В зале кто-то вздохнул, кто-то пожал плечами. А Стрелец, багровея от натуги, выпаливал одну за другой цитаты из методик.

Митревна, которая во время каникул перешла на работу в школу, раздав ребятам одежду, помогала техничке Фросе убирать коридор.

— По-каковски это он балакает? — спросила у Фроси Митревна, указывая на Ивана Кузьмича через открытую дверь.

— А кто его разберет. Про какие-то коренья квадратные рассказывает. Чего-то я таких не видала, сколько на базар хожу.

— Должно, есть и квадратные, раз ученый человек говорит. Аж по́том его, беднягу, прошибло. И сосед мой тут, вон в очках, молоденький… Ему нонче тоже надо перед начальством ответ держать. Переживает, сердешный, лица на нем нет.

Митревна вздохнула, намочила в ведре тряпку и стала вытирать подоконник. Когда Стрелец кончил свой отчет и с мест посыпались вопросы, она снова подошла к двери, прислушалась.

— Иван Кузьмич, почему вы не возвращаете ребятам контрольные работы? — спрашивал один голос.

— Иван Кузьмич, вы все уроки на одном уровне проводите или… смотря по обстоятельствам? — интересовался другой.

Математик не отвечал.

«Молчит чего-то, надулся. Должно, виноват, — решила Митревна. — Ага, Максимыч вышел. Этот все с шутками да прибаутками, востер на язык. А человек он душевный».

— Вы слыхали, — заговорил Белов, — что Иван Кузьмич работает в сутки по восемнадцать часов. Я восхищаюсь его трудолюбием! И то сказать: в таком почтенном возрасте обслуживать две школы…

— Какие две школы? — спросило сразу несколько голосов.

— Нашу и его собственную, — продолжал Геннадий Максимович невозмутимо. — Да, да, уважаемый товарищ Стрелец имеет собственную школу. Не смотрите на меня такими глазами, Иван Кузьмич.

— Брось говорить загадками! — не выдержал директор. — Выкладывай начистоту.

— Пожалуйста! — улыбнулся Белов. — Дело в том, что Иван Кузьмич увлекается репетиторством, готовит выпускников к поступлению в высшие учебные заведения. В этом не было бы ничего предосудительного, если бы наш уважаемый коллега был скромнее. Но он набрал в свою школу не менее пятнадцати человек! Да, представьте! Я узнал это от родителей. Они и меня просили заниматься с их детьми: мол, Иван Кузьмич готовит ребят по математике, а вы бы — по русскому языку. Товарищи, пятнадцать человек! Если уделять каждому хотя бы по два часа в неделю, и то тридцать часов! Когда же бедному Ивану Кузьмичу готовиться к нашим урокам или проверять контрольные работы? Поймите же, наконец, что ему не до этого. Для вида он проводит контрольные работы (нужно же выполнять план!), проверять их не успевает, а оценки ставит с потолка. Вот и вся хитрость!

В зале поднялся шум.

Фрося тоже подошла к двери и, не расслышав хорошенько последних слов Белова, спросила:

— Чего они галдят?

— Ругают вон того старика, что голова босая, — сердитым шепотом отвечала Митревна. — Хорошее дело! Дети, значит, пишут, стараются, а он ихние тетрадки даже проверять не хотит. Слышь, некогда ему. За длинным рублем гоняется. Умный какой! То-то, я гляжу, мой Витюшка целыми ночами сидит, извелся вконец, а этот, как хороший боров, разъелся. Выходит, и учитель учителю — розь. Вот и правильно: никуда не годится такая работа. Ага, сосед мой пошел. Ну-ну, что про него скажут?